Борис Сопельняк - Рядовой Рекс (сборник)

От этих бесчисленных «если» Маше стало так тошно, что она разрыдалась. В госпитальной палате, где она к этому времени находилась, лежало еще шесть раненых девушек. Они сюда попали гораздо раньше, операции были позади, и теперь они лежали с сухими остановившимися глазами, стараясь не думать, что с ними будет, когда их выпишут из госпиталя. Плакать они разучились, да и слез уже не осталось. А сколько подушек сменили нянечки, когда девушки сюда только-только попали, когда еще были полны надежд: вдруг глаза будут видеть, вдруг нога приживется, а рука вдруг отрастет. Теперь все надежды рухнули. Надо привыкать к новой жизни. К жизни? Да кому она нужна, такая жизнь! Ясно же, ни семьи не будет, ни детей. А что может быть для женщины страшнее!

Новенькая этого еще не понимает: ревет, как белуга, печалится, что не сможет ходить на танцы. Дуреха! Она же всех счастливее – у нее будет ребенок. Она его родит. В муках, но родит – и нет ничего слаще этих мук! Она его выкормит. Господи, чего бы они ни отдали, чтобы ощутить налитую молоком грудь, чтобы почувствовать на соске детские губы! А потом он начнет ползать, ходить… А его смех! Какое это несказанное счастье – услышать беззаботно-заразительный смех своего ребенка!

Нет, определенно, эта Машка – набитая дура. Впереди у нее столько счастья, а она опять ревет. Ходячие сползали с кроватей, ковыляли к ее постели, ругали распоследними словами, подсовывали что-нибудь вкусненькое. Маша заливалась пуще прежнего, а соседки ворчливо замечали, что гостинцы не ей, а ребенку, чтобы не родился таким же доходягой и нытиком, как дуреха-мать.

Об отце деликатно помалкивали. Все были фронтовички и прекрасно понимали, что это – запрещенная тема. Но однажды Маша, сама того не ожидая, кряхтя и охая, приподнялась в постели, подложила под спину подушку, уселась на кровати и… попросила зеркало. Все так и ахнули. А потом заулыбались.

– Ну, все! Будет жить.

– Отпустило бабоньку.

– А ведь есть примета: если женщина на сносях смотрится в зеркало, значит, родит девочку.

– Да ты что?! Не знала… А что, может, и верная примета. Куда женщине без зеркала?

– Сама-то кого хочешь?

– Заказывали парня, – густо покраснела Маша.

– Ну, если хорошо старались, будет парень.

– Когда им было стараться! Миловались-то, поди, между атаками да артналетами.

– Хуже, – задорно улыбнулась Маша. – Между «командировками» в тыл врага. Мой муж – разведчик, – гордо закончила она и тут же смутилась. – Правда, мы еще не… В общем, слушайте. Мне нужен совет.

И Маша рассказала, как познакомилась с Виктором, как вытащила его из Волги, как они потеряли друг друга, а потом снова нашли, как полюбила его, как вся дивизия потом похоронила Виктора, а она не хотела верить в его смерть и оказалась права. Упомянула о Рексе, о Маралове и, наконец, о том, что где-то в Москве живет мать Виктора: Маша очень хочет и в то же время не решается ее разыскать.

– Что делать? Как быть? Ума не приложу, – вздыхала Маша. – Вроде бы свекровь, и в то же время – никто. Но даже если никто, может быть, обрадуется, если расскажу о сыне, – ведь они не виделись с первого дня войны. Как думаете?.. Мне-то от нее ничего не надо.

Что тут началось! Перебивая друг друга, закричали все сразу. Одна стучала костылем по спинке кровати, требуя, чтобы выслушали ее. Другая взобралась на табурет и голосила, что она здесь старшая по званию и ее слово – закон. Третья… Словом, ничего нельзя было понять. А Маша только улыбалась: вот она, фронтовая дружба! Ведь даже фамилий друг друга не знают, а как близко приняли беду подруги.

Наконец старшая по званию завернула такое коленце, что все сразу замолкли.

– Ну, ты даешь, – восхищенно выдавила обладательница костылей. – Даже я покраснела. А за полтора года в окопах чего только не слышала, но такое…

– Спиши слова, – хихикнули из угла. – Будет чем отбиться от нахального кавалера.

– Ладно, хватит. Давайте думать, как помочь Машке.

– Да проще простого: попросить кого-нибудь из персонала сбегать к этой бабульке.

– Верно. Давай адрес.

– А я… не знаю…

– Это не проблема. Узнаем через адресное бюро, – деловито продолжала обладательница костылей. – Фамилия, имя, отчество, примерный возраст – и через десять минут адрес в кармане.

– Фамилия – Громова. А имя… Имени не знаю.

– Как это – не знаешь?! Твой разведчик, он что – никогда не называл имени матери?

– Нет. Мама – и все.

– Да-а, скрытный он у тебя. А твое-то имя помнит?