Борис Сопельняк - Рядовой Рекс (сборник)

– И прекрасно! Давай назовем сына его именем. А самого Маралова попросим быть… как это… крестным отцом.

– Я как раз хотела тебя просить об этом.

А потом она стала рассказывать Виктору, как искала его, как подруги по палате подняли на ноги горвоенкомат, как решила найти его мать, да вот не знала имени…

– Мне было проще. Запросы строчил Васильев, а я стоял над его душой и недвусмысленно намекал, что, если не найдет твой госпиталь, пожалуюсь Рексу.

Услышав свое имя, Рекс приподнял голову, но хозяин ничего не приказывал – и он снова растянулся на листве.

– Перед самым отъездом в Москву я получил адрес госпиталя. Конечно же хотел сразу рвануть сюда, но нас отвезли в санаторий и целую неделю никуда не выпускали: велели отсыпаться, отъедаться и вообще привести себя в божеский вид.

– Погоди-погоди, – пришла наконец в себя Маша. – Если я правильно поняла, тебя вызвали в Москву?

– Так точно.

– Зачем? Какая-нибудь переподготовка? А как же Рекс? Как удалось взять его с собой? Или вас куда-нибудь забрасывают? Говори сразу, не томи.

– Забрасывают, – усмехнулся Виктор. – Вернее, я там уже побывал. Правда, без Рекса. Его туда не пустили. Одну минуточку, Мария Владиславовна, – отступил на пару шагов Виктор. – Попрошу закрыть глаза. Вот так. А теперь откройте!

– Ну и что? – непонимающе улыбалась Маша.

Картинным жестом Виктор сбросил шинель. Маша открыла глаза – и, как девчонка, захлопала в ладоши! На груди Виктора сияла Золотая Звезда Героя Советского Союза.

– Родной мой! Витенька! Поздравляю! Дай поцелую! Слава богу! Я не сомневалась, я никогда не сомневалась. Ну надо же, сколько всего в один день! Я не знаю, я совсем не знаю, что мне делать и что говорить. Я буду просто реветь от счастья, ладно? Ты меня извини, но я ничего не могу с собой поделать, – зарылась она в руки Виктора. – Реву и реву. Мне никогда не было так хорошо. Теперь можно и умереть.

– И думать не моги! – шутливо приказал Виктор. – Теперь будем жить. А через много-много лет, когда надоест бродить по этой земле, вместе отправимся на небеса. В один день. Договорились?

– Договорились, – сквозь слезы улыбнулась Маша.

А Виктор гладил ее мягкие волосы, вытирал слезы с мокрых щек, чувствовал, что и у него предательски щекочет в горле, – и ему было так хорошо, так покойно, как никогда в жизни. Он рассказал, с каким трудом добился разрешения взять с собой Рекса, как пристроил его сторожем в санатории, как полюбили его врачи и медсестры, как было смешно, когда в санаторий приехали портной и сапожник, чтобы одеть и обуть фронтовиков, представленных к званию Героя, – хромовые сапоги и суконные гимнастерки шли им как корове седло, но со временем ребята привыкли. Рассказал и о торжествах в Кремле.

– Ты вот что мне скажи, – попросил Виктор. – Я все никак не решусь о самом главном… Что говорят врачи? А то я с ними не успел перемолвиться. Как только дежурная сказала, что ты в парке, а парк, мол, большой и без провожатых тебя не найти, я сказал, что провожатый у меня свой, и тут же пустил Рекса.

– А что врачи? – пожала плечами Маша. – Нога, говорят, срастется. Ох, как я боялась, что ампутируют! – прижалась она к Виктору. – Бросит он меня, думаю, хроменькую, и буду растить сына одна.

– Маш-ка! – строго сказал Виктор. – Не дури!

– Не буду, не буду. Это я так, от радости.

– Ты о главном давай. Не тяни! Что с ребенком?

– Нормально с ребенком. Растет не по дням, а по часам. Ножками колотит, на вольный свет просится.

– И когда?

– К октябрьским праздникам готовь приданое.

– А что надо?

– Ой, Витенька, так много всего надо, что голова кругом идет.

– Ничего, все найдем. Главное – не промахнуться в цвете. Какое все-таки доставать приданое – розовое или голубое?

– И то и другое! – решительно заявила Маша.

– Не понял, – отшатнулся Виктор.

– А-а, испугался! – взлохматила его волосы Маша. – А что, гляди, какой живот! Вдруг и в самом деле двойня?

– Да я что… Я – пожалуйста. Только ведь… Лучше бы знать наверняка.

– Наверняка этого никто не знает… А насчет приданого… Где его возьмешь? Да и в цвете ли дело? Не то сейчас время, чтобы заниматься такой ерундой, как цвет распашонок.

– Не скажи… Помнишь, когда сбежала к бабке-повитухе, а тебя догнал Рекс? Так вот, твой начальник и мой друг капитан Васильев тогда обронил, что детское приданое за ним. Я думал, он сказал ради красного словца, а Николай все помнит: перед моим отъездом в Москву опять заявил, что пеленки-распашонки за ним. Где он их возьмет, понятия не имею, но от меня потребовал честного слова, что обо всем этом скажу тебе.