Игорь Юрасов - Божественная Земля

– Как же она тогда сказала? – в полудреме пытался вспомнить давний разговор Иван Иванович. Кажется, насколько он помнил, она что-то говорила о праве выбора.

Что касается его, он свой выбор сделал давно, ещё мальчишкой. Использовал своё право выбора, будучи мальцом, сполна. И ни разу с тех пор не пожалел о выбранной им дороге. Ни когда был молодым, осматривавшимся, выбиравшим жизни путь, ни теперь, будучи зрелым, в расцвете сил и профессиональных знаний человеком.

Вездеход, лязгая гусеницами и урча надрывно на подъёмах мотором, оставляя за собой снежное облако, мчал тёмной непроглядной ночью без устали по белой, оцепеневшей от холода полярной пустыне.

Он то проваливался в глубокую ложбину, то, рыча по-звериному и содрогаясь всем корпусом, карабкался на крутой склон, и сиденье, на котором сидел Иван Иванович, то падало куда-то вниз, то подбрасывало вверх, и он, ворочаясь на сиденье, никак не мог устроиться поудобнее, чтобы немного подремать.

Когда его особенно сильно встряхивало, он открывал глаза. Впереди, в отражённом от снега свете фар он видел силуэты водителя и проводника Хили.

А в окне ни живого существа, ни кустика, ни человеческого жилья в пределах досягаемости вездехода на сотни километров вокруг.

Да что там на сотни! Всего несколько селений, чтобы сосчитать, достаточно пальцев одной руки, находилось на этом насквозь промороженном и продутом вдоль и поперёк ураганными ветрами огромном, в тысячу километров в длину, нельзя сказать, что чересчур уютном и навязчиво гостеприимном, острове.

В одно из таких селений, в Белушью Губу, утопая в сугробах и грохоча гусеницами по каменистой земле там, где шалый ветер сдул с почвы снег, оставив застывшие торчком, напоминавшие гладильную доску рёбра застругов, торопился вездеход.

Они торопились на встречу солнца, первого восхода небесного светила над землёй после почти двух месяцев непрерывной жути и ужасов угрюмой полярной ночи над архипелагом.

Конечно, они могли бы встретить солнце и в расположении экспедиции, но пришла радиограмма, что ожидается самолёт с материка.

А самолёт на Новой Земле – это не просто самолёт! Это долгожданная почта, это продукты, это люди, счастливые и довольные, возвращающиеся с Большой земли. Это как приветствие из другой жизни, той, что осталась на материке и по которой они все очень тосковали.

И ещё, Иван Иванович никому бы в этом не признался, он надеялся, что, может быть, и ему с этим самолётом пришла какая-нибудь весточка. С Маргаритой он расстался прохладно.

Он приглашал её, но она не могла поехать с ним ни в Штаты, ни в столицу.

Прошло полгода. Боль расставания затихла. За работой он было совсем забыл её. И если бы не слова дежурного: «Самолёт! Завтра в Белуху на аэродром прибывает самолёт!», он бы и с места не тронулся.

Самолёты бывали и раньше. Нерегулярно, но летали. Когда погода позволяла. И ничего. Иван Иванович относился к этому равнодушно. А тут с ним как будто что-то случилось. Он как-то странно, невидяще посмотрел на дежурного.

– Технику к самолёту отправлять? – спросил дежурный. – Новый генератор нужно получить. И завтра солнце впервые покажется. В Белухе, должно быть, праздник солнца отмечать будут.

Врал безбожно дежурный. До конца полярной ночи ещё было ночевать и ночевать, но такая удивительная, ни на что не похожая это была земля.

«Норо я – Божественная» с любовью и бесконечным, граничащим с самоотречением почитанием называли её ненцы, и были правы.

Шёл конец января. На широте Белушки в это время при ясном небе часто можно было наблюдать различные рефракционные эффекты. В частности, солнце, находящееся об эту пору ещё далеко за линией горизонта, иногда вдруг могло взойти на небесном склоне когда пылающим костром, то в форме дорожного, какой ставят при переезде на нарты, сундука, а то разливалось по горизонту в виде пылающего, объятого пламенем, летящего по небу огненного хорея. Тем, кто впервые наблюдал эти картины в сочетании с пазорями, когда магнитная стрелка компаса начинает произвольно бродить по циферблату, – «матка», как называли забредавшие и ныне к берегам архипелага поморы, впору было поверить во что угодно. Что только может примерещиться.

Иван Иванович улыбнулся. У дежурного была зазноба в Белухе, и он использовал любую возможность, чтобы увидеться с ней. И праздник солнца придумал. Правда, для живущих на этой земле людей это был действительно праздник, когда эта застылая после долгой полярной ночи земля вновь встречалась с солнцем или пусть даже всего лишь с его сиятельным фантомом. Гарантий не было никаких.