Игорь Юрасов - Божественная Земля

Рассказ Хили скрашивал дорогу. Водитель, крепкий, рукастый, деревенского склада детина, новенький, недавно устроившийся на работу, слушал старого проводника, иронически улыбаясь.

Ему всё было внове. Он смотрел на хлипкого, низкорослого, тщедушного Хилю и насмешливо улыбался:

«Да ну! Неужели! Не может быть! – говорил весь его благополучный, откормленный и сытый вид. – Разве такое возможно? В этом бесприютном краю! Гляньте на него! Рэмбо нашёлся!»

И слабый, тщедушный Хиля, отлично понимая насмешливые взгляды водителя и его недоверие, словно оправдываясь перед ним, замолчал и, немного подумав, сказал:

– Всё так и было, однако. Можешь верить, а можешь не верить. Молодой был, глупый. Отчаянный. Но нимало об этом не жалею. Если бы снова стать молодым, – мечтательно вздохнул он, – я бы опять начал жить так же. Однако!

Водитель скептически хмыкнул. Он не понимал такой жизни. А Иван Иванович, до которого доносились сквозь дрёму слова Хили, сладко, до хруста в суставах потянулся: «Эх, побродить бы ещё!»

Он много бродил с Хилей неделями по заполярной тундре. И ночевать им приходилось в походных условиях, где придётся. Если слово «ночевать» уместно под незаходящим летом неделями напролёт солнцем. В отличие от водителя слова проводника его не удивляли. Он до тонкостей знал особенности и сложность полярной жизни.

«Погоди, толстозадый, – думал он, глядя на водителя, – лето придёт, возьмём тебя с собой в тундру. За неделю кормёжку добывать походя научишься.

Жирок спустишь. Через месяц-другой на настоящего мужчину отдалённо, хотя бы внешне, походить будешь. Тундра! Это тебе не в Москве по Тверской среди женщин свободных правил гоголем разгуливать».

А Хиля рассказывал, что если бы не случай, так бы и катилась, возможно по сей день, неприкаянная, полная лишений, бродяжья его жизнь.

С наступлением зимы он вновь вернулся бы на материк к соплеменникам, в родной клан, чтобы охотиться, пасти оленей и быть поддержкой семьи.

А по весне снова ладил бы каяк, паковал тёплые вещи, запас еды, проверял патроны и ружьё перед дальней дорогой.

Но однажды, продолжал рассказывать Хиля, он долго, несколько дней, плыл на каяке между обрывистых, скалистых берегов тихой, постоянно меняющей направление, извилистой речки, лениво петлявшей между невысоких, округлых, убелённых белыми снеговыми шапками вершин.

Он плыл с озера, на которое случайно попал по другой протоке. На озере полным-полно было гусей, чаек, казарок, гаг. Там он хорошо отдохнул за целых десять полных солнечных кругов. Десять раз солнце опускалось по небесной дуге к земле и, не касаясь земли, снова уходило ввысь. Это было такое счастье – спать при свете солнца, ловить рыбу, бить палкой гаг и толстых, разъевшихся, неповоротливых гусей, но надо было плыть дальше. Ему очень хотелось узнать, что же дальше, там, откуда приходят зимой тяжёлые, огромные льдины. В конце концов, после долгих петляний по реке, он выплыл в морскую пойму и повернул своё утлое судёнышко вдоль берега в сторону, откуда, как он знал, зимой, непонятно откуда, к земле приходят огромные, не тающие до весны, покрытые ломаными застругами ледяные поля.

Солнце, когда он плыл, гребя вдоль борта каяка однолопастным веслом, вначале светило ему в спину, потом повисло над головой и наконец, совершив полный оборот, опустилось к горизонту и, подойдя поближе к холодной, свинцовой глади моря, ненадолго задержалось, глядясь на своё отражение в воде и отдыхая, прежде чем начать новый небесный круг.

Слева он миновал два небольших островка. С другой стороны тянулся голый, бесприютный берег, когда неожиданно впереди показался круто вдающийся в море мыс, а на мысу – о чудо! – несколько строений из почерневших от времени брёвен, чум с курящимся над ним дымком, словом, нормальные признаки человеческого жилья, а главное, чуть поодаль, немного погодя он увидел показавшиеся ему маленькими, но так обрадовавшие его фигурки людей.

Мужчины вытаскивали на берег большую лодку, а на взгорке стояла девушка в расшитой узорами кухлянке и наблюдала за мужчинами. Она была совсем юная. Почти девчонка.

– Далеко собрался? – спросила она, когда он причалил к берегу.

– Куда глаза глядят, – ответил он.

– А далеко они у тебя глядят?

– Немного дальше этого берега.

– А дальше ничего нет. Дальше высоченные горы, льды, холодная пустыня. Ни людей, ни птиц. Ничего!

– Вот это мне и надо. Мне это в самый раз. Это то, что я ищу.