Игорь Юрасов - Божественная Земля

Хиля, слушая друга, впал в недоумение. «Физики»! Слово какое! Чудища или нет, он не знал. Наверно, какое-то новое племя, неизвестное им.

Раньше он ничего о них не слышал, но теперь он знал, откуда на Норо я, на любимой им Божественной Земле, появились эти большие, округлые камни и кто собирал их в кучи, а потом играл ими.

Камнями играли и собирали их в огромные кучи физики. И, наверно, физики были очень большими людьми, такими большими – великанами, и они доставали головами до низких, постоянно несущихся над островом туч.

Потом он сидел в чуме и слушал недоступные его уму новости из большого мира, которые сообщал, как будто он на самом деле мог что-то знать, маленький чёрный ящик с круглыми ручками настройки под названием «Байга», который он купил по случаю в Русской фактории, и курил трубку.

«Каждый знает, – думал он, – наиболее надёжный и достоверный источник новостей на севере – беспроволочный телеграф, состоящий из оленьей упряжки, запряжённой в нарты, и хорошего, молодого, умеющего бегать не хуже оленей каюра».

Вот кому он мог верить, а не этому глупому ящику, на который батареек не напасёшься. Так за батарейками ещё надо ехать в город, а в городе чего только не насмотришься, кого только не увидишь.

Когда-то, не так давно, он был таким – худым, быстрым, ловким, легконогим, размышлял охотник Хиля Паков, помешивая ложкой с длинной ручкой кулеш с мясом, закипавший в котелке над чадящим из-за сырых дров костром.

Тогда он мог сгонять не только в город. Он мог с хорошей упряжкой сбегать и туда, откуда рассказывают эти новости, и объяснить там, какие на самом деле бывают новости. Потом он садился и прижимался для тепла к жене Мильде, размышляя о своём и слушая краем уха «Банту».

«Банта» обещала сильный ветер и потепление.

«Врёт, однако! – наблюдая, как тонкой ровной струйкой уходит, исчезая в отверстии чума, дым, огорчался Хиля. – Вон и олени, сбившись в кучу, жмутся друг к другу, зарывшись в снег в ложбине под косогором. А тишина! Такая тишина всегда перед снегопадом».

– Казалось бы, умная «Банта», болтает о таком, чего он никогда не видел и о чём не слышал, а простейших вещей не знает, – делился своими мыслями с Мильдой Хиля. – И летом, когда с проходившего с грузом на Игарку корабля сгрузили в Русской фактории сто ящиков с водкой, разве «Банта» знала об этом? Нет, не знала! Всё побережье знало, а «Банта» не знала. «Банта» узнала через месяц, когда все ящики уже давно были пусты…

Циклон. Антициклон. Над Оймяконом минус двадцать. Кто этому поверит? – бормотал Хиля, заботливо укутывая Мильду и прижимаясь к её тёплому боку. – Послушать – умнейшие вещи говорит, а выглянешь за полог чума – совсем, однако, ничего не знает.

А Мильда, устраиваясь поудобнее в ворохе шкур, жаловалась Хиле, что здесь ей не нравится, что на Новой Земле они жили лучще.

– И рыбалка там, и сёмга – во, – показывала она руками, – и олени, и тюлени. И птицы летом, сколько душа пожелает. Можно за день набить на всю зиму. А красота какая! Разве могут здешние места сравниться с новоземельскими? Какие там горы! Какие заливы! Не зря мы зовём её Норо я – Божественная! Красивей земли я не знаю. Нет, делай что хочешь, а только нам надо вернуться туда обратно.

Она часто заводила этот разговор. И Хиля её хорошо понимал. Он тоже любил Новую Землю. Без памяти любил этот непригодный для жизни остров – архипелаг. Любил и восхищался им.

Там прошли лучшие годы его жизни. И он тоже очень хотел вернуться на Норо я. Но вернуться было нельзя. Ненцев, вывезенных с острова, обеспечили жильём. И создали им нормальные условия. Но они всё равно помнили о Новой Земле.

Дай им такую возможность, они всё бы здесь побросали, лишь бы вернуться обратно на такую неласковую, суровую и так горячо любимую ими Новую Землю. «Божественную – Норо я», как они её называли. Ненцы надеялись, что рано или поздно они или их дети всё равно вернутся обратно. И он, как мог, успокаивал Мильду:

– Да! При первой возможности! Надо только немного подождать, когда это никому неизвестное, но такое могущественное племя физиков вдоволь наиграется в свои любимые игры и они уедут с их острова.

Но физики не уезжали. Уже дети Хили и Мильды оперились и, как птицы, встав на крыло, вылетели из гнезда. Шли года. Ненцы понемногу стали привыкать к новой жизни. Научились пить водку, слушать по радио непонятные им новости. Одна Мильда не успокаивалась.

– Вспомни! – говорила она. – Как мы были там счастливы, в Малых Кармакулах! На нашей любимой Норо я! Мы должны туда вернуться, чего бы нам это ни стоило!