Игорь Юрасов - Божественная Земля

Но с годами она всё реже заводила этот разговор. Всё безнадёжней звучали её слова. Когда она заводила этот разговор, опустив голову и обиженно надув губы, она походила на маленькую, обиженную девочку, встреченную им, когда он был ещё юношей, на вдающемся в море мысу, и сердце Хили разрывалось от боли.

Особенно плохо Хиля чувствовал себя, когда она начинала плакать и крупные слёзы начинали течь по её щекам. Но он ничего не мог сделать. Эта задача была выше его сил. И придумать ничего не мог. От этих её слов и слёз он ощущал растерянность и полное бессилие.

И всё же подходящий случай нашёлся. В Малых Кармакулах на метеостанции работал сородич Мильды. Он прожил там всю жизнь и иногда приезжал на материк в отпуск, навестить родственников. Он-то и привёз известие, что геологической партии нужен проводник.

И Хиля понял, что наконец он сможет выполнить просьбу Мильды, что они снова смогут переехать и жить, как жили когда-то счастливо на Норо я.

И спасибо сородичу. Старенький уже Хиля прижился проводником в экспедиционной партии Ивана Ивановича, и они, Хиля и Мильда, теперь могли переехать жить в Белушку.

Вот почему обычно молчаливый Хиля этой ночью разговорился. Он скоро увидит Мильду. Они снова будут вместе на земле, которую они любили больше жизни, на священной и святой для них БОЖЕСТВЕННОЙ земле НОРО Я.

А пока, тёмной ночью, под разноцветьем полярных сполохов, расцвечивавших всё небо над ними в безумие бегущих волнами и непрерывно меняющихся по глубине оттенков и яркости разных цветовых сочетаний, он, по одному ему известным признакам, указывал дорогу водителю.

Ближе к полудню чахлое подобие серенького рассвета замаячило над убелёнными белыми шапками снегов холмами и горками. Машины, то скатывавшиеся в ложбину, то карабкающиеся, надрываясь из последних сил, вверх по склону, выехали наконец на какое-то подобие дороги.

– Скоро Белушка! – сообщил проводник.

И действительно, вскоре в стремительно сизеющем воздухе показались обычные блочные пятиэтажки, разбросанные прихотливо, на большой площади; сердце поселения – высоко торчащая в небо труба котельной. На центральной улице они увидели фигурки гуляющих людей.

Это было самое современное, построенное со всем возможным в этих диких краях комфортом поселение во всей Арктике – Белушья Губа.

Дежурный оказался прав. Они прибыли вовремя, чтобы встретить праздник солнца. Машины, лязгнув гусеницами, качнулись на катках и остановились у крайнего здания.

Иван Иванович, вылезая из вездехода, подумал, что почту с самолёта уже, наверно, привезли в почтовое отделение, только кто бы мог ему написать?

Ни на этой насквозь промороженной земле НОРО Я, ни на материке не было никого, кому он был бы нужен. Хотя, если подумать, на почту надо было бы зайти. Мало ли? Чем чёрт не шутит? А вдруг! Ехал же он сюда зачем-то. Право, не для того же, чтоб зайти в буфет и напиться чаю. Хотя, разумеется, и это тоже.

Как приятно появиться из ниоткуда в таком вот поселении! Какой это неописуемый шик – стакан горячего чая в обычном полярном буфете, среди обычных, простых людей. Хотя какие обычные, простые люди в Арктике! В Арктике обычных, простых людей не бывает.

Предвкушая наслаждение, Иван Иванович вынул пачку сигарет, встряхнув, вынул губами сигарету закурил. Дурная привычка, глупая, глупее не придумать, откуда ни глянуть, а отвыкнуть не мог. Всё-таки, слабоват был. В привычках бесхарактерен. Не умел подчинить себе волю и простые, примитивные желания. И это при его-то работе.

С наслаждением вдыхая сигаретный дым, он поднял ворот технарской, без износа, шубы и опёрся спиной о борт вездехода, обострённым зрением разглядывая открывшуюся глазам панораму.

Не обращаясь ни к кому из вылезших из машин и окруживших его людей, произнёс восхищённо, в полном обалдении глядя прищуренными глазами над краем воротника на замёрзший залив, на вмёрзший в береговой припай буксир у причала, на изморось, оседавшую из вымороженного воздуха мелкими снежинками на посёлок: «Мда!», словно неожиданно для себя попал на седьмое небо.

Нечто подобное ему приходилось испытывать на Эльбрусе, когда по мере восхождения к вершине восхищённому взгляду открывается зрелище вздыбленных к небу, покрытых нетающими ледниками, заметёнными снегом вершин.

В этой картине холода и снега всё живое остаётся далеко внизу. Даже орлы, широко раскинув крылья, парят в восходящих потоках воздуха, не желая подниматься выше границы зелёной травы и эдельвейсов, цветущих во влажной траве возле снега.