Игорь Юрасов - Божественная Земля

Конечно, Иван Иванович, возможно, всего лишь неудачно пошутил, между делом переведя стрелки на портрет, на маленькую девочку, изображённую на картине. Однако, к обоюдному облегчению, шутка была принята, и между ними, Маргаритой и Иваном Ивановичем в тот вечер опять воцарились привычные мир и спокойствие.

Тем не менее в один из дней, когда Маришке вздумалось снова посетить маленький запущенный дворик Ивана Ивановича, где так хорошо было играть и никто не ругал за разлитую под краном воду и сделанную под краном запруду, в которой Маришка запускала плавать свою длинноклювую птицу, Марго, должно быть из озорства, вздумалось задать ей те же самые вопросы, которыми она так умело, как это иной раз умеют делать женщины, без меры утомляла Ивана Ивановича.

Она, несмотря на возраст, во многом ещё оставалась малышкой с вполне ещё детскими причудами и такими же, как у Маришки, капризами. Только взрослой Маришкой.

Некоторым женщинам такая ребячливость идёт и даже украшает их, придавая им особый шарм и привлекательность. И так ли уж велика разница в возрасте между известной городской знаменитостью, аккомпаниаторшей на рояле, и маленькой девчушкой! Наверно, они могли бы понять друг друга. Если бы захотели.

Иван Иванович сидел у раскрытого окна и дорисовывал на картине орнамент из виноградных листьев, создававший игру света и тени и придававший картине глубину, и довольно улыбался: какая Маргарита, несмотря на возраст, всё ещё девчонка!

Если бы он не видел их из окна, по содержанию – две маленькие девочки-погодки.

– Чиф, чиф, чиф! – самозабвенно выводила Маришка, гоняя прутиком пластмассовую игрушку по организованной ею луже. Где бы ещё она могла так развлекаться?

Девочка выглядела довольной и самой собой, и лужей, и представившейся ей благодаря счастливому соседству свободой.

– Зачем всё? – удивилась она совершенно странному вопросу, который задала ей вышедшая из дома и усевшаяся в тени беседки тётя.

Она долго думала, надув губки и, должно быть, соображая, шутит эта так некстати появившаяся необычайно красивая женщина, прикидывается или на самом деле чего-то не понимает. Это же надо! Взрослая, а такие вопросы задаёт! – А что всё? – попробовала выяснить малышка.

– Всё, что нас окружает: природа, деревья, цветы, птицы, мы – часть природы и ты, разумеется, тоже.

– Попалось! – усмехнулся Иван Иванович.

Разговаривая с женщиной вечером, никогда нельзя быть уверенным, что тот же спектакль не начнётся вновь утром. Тем не менее Иван Иванович не мог не признать, что ему доставляют удовольствие ребяческие выходки Маргариты.

Она была неистощима на всевозможные проделки и как могла украшала виньетками и завитушками своих придумок их совместное бытие, и он от чистого сердца был благодарен ей за её бесконечные выходки и эскапады.

«Без сомнения, – думал он иной раз, – Маргарита, конечно же, в совершенстве владеет магией виртуозного перевоплощения в образы, которые она изображает. Одно слово – артистка во всём и везде. И не устаёт же чертяка!»

Но и девочка, с которой она разговаривала, тоже уже начала постигать азы артистического перевоплощения. Она осуждающе посмотрела на тётю и покачала головой: неужели тётя не догадывается?

И произнесла:

– Для того чтобы играть в хорошие игры!

– А ещё для чего?

– Чтобы всем было хорошо. Чтобы папа и мама не ругались.

– А ещё?

Девочка долго думала, казалось, ответа так и не последует, и наконец сказала: – Для того чтобы все были счастливы.

Иван Иванович чуть со стула не упал.

– Съела? – торжествующе рассмеялся он. – Вот так с детками разговаривать! Они научат, как и что должно быть. – И снова занялся орнаментом, с головой погрузившись в работу.

Дальнейшее его не интересовало. Маришка сказала главное. Остальное было второстепенно и неважно.

Он думал, что пока не жарко, они пойдут в ближайшее летнее кафе на набережной, из-под тента которого так приятно смотреть на голубеющую морскую даль; есть горячие, с пылу с жару, истекающие соком, обжигающие губы чебуреки и запивать их огненный пожар холодной, шипящей, сладкой до изнеможения водой.

Потом они долго будут плескаться в прозрачной, ласковой морской синеве, плавно переходящей на горизонте в бирюзовую пропасть неба с плавающими в безумной бездне над их головами невесомыми курчавинами облаков.

Вечером он пойдёт в театр, слушать её игру, а ночью они снова будут вместе до самого утра, пока на востоке не погаснет в лучах восходящего солнца ярко пылавший в ночном небе над Землёй факел красавицы Венеры.