Игорь Юрасов - Божественная Земля

– Нынешняя религия – это всего лишь проверка людей на идиотизм. У кого сколько ума осталось и есть ли он вообще. По количеству верующих можно определять количество психически больных и умственно неполноценных в обществе. Насколько психически больно общество, – уверял Монгол.

И, разумеется, не было бы никакого другого в этой церкви настоятеля, кроме Монгола, более известного своей праведностью и непоколебимой верой во вновь открытые Новые Старые духовные ценности. Святого отца, служившего истово и вдохновенно Новому истинному Старому Богу – ДЕНЬГАМ!

Если бы Иван Иванович знал, что наступит время, когда Монгол действительно соберётся основать Новую Вселенскую церковь в знойной пустыне, в которой он планировал построить Новый город, Новый Иерихон, Вавилон наподобие Лас-Вегаса – столицу Новой религии с новыми жителями этого города, свободными, счастливыми людьми, не зависимыми от повторяемого в поколениях гнойного бреда вековых предрассудков.

Впрочем, Монголу и без церкви все поклонялись! Монгола обожали! Его чистосердечно любили!

С речами он мог бы и не стараться. Его непременный, обязательный, повседневный авантажный вид, неизменная респектабельность даже в худшие годы так называемой перестройки производили неизгладимое впечатление лучше любых слов и проповедей если не на всех, то на многих.

Он выглядел убедительно даже тогда, когда большинство в стране растерялось, потеряло уверенность в завтрашнем дне.

Новообращённые, неофиты слушали его открыв рты. Особенно балдели от распространяемого им вокруг совершенно бесплатно настоящего мужского обаяния стопроцентного мачо женщины. Они были готовы и без денег молиться на него, боготворить его, носить этого писаного красавца на руках. Они бегали за ним толпами.

Такой мужчина! Монгол снился им ночами. Он был их кумиром. Любая мечтала, чтоб на неё упала хоть небольшая толика внимания божественного красавца. Каждой хотелось хотя бы немного побыть в сиянии лучей его необычайной красоты.

Монгол, следует признать, всегда был на волне. На самой её вершине. Так было при нещадно ругаемых и без меры поносимых последними словами некоторыми быстро разбогатевшими людьми, в основном спекулянтами всех мастей, Советах. Тогда он, пройдоха, неплохо выглядел на фоне стоящего на ВДНХ монумента скульптура Мухиной «Рабочий и колхозница».

Фотография монумента с проходимцем Монголом на переднем плане, надо думать, не случайно стояла в институте на его рабочем столе.

А теперь, при Новых властях, он ещё лучше смотрелся на фотографиях, которые он прислал Ивану Ивановичу, где Витька был сфотографирован на небольшой, но известной всему миру улице под названием Уолл-стрит.

Скромная табличка «Wall St» на углу здания, видимо бывшая главным элементом фотографии, явственно свидетельствовала об этом, а фигура с распиравшими полотно майки мускулами и выражение физиономии прохвоста излучали силу и уверенное превосходство над всем и вся. Умел чертяка при любых властях и где бы то ни было фотографироваться простенько, непритязательно, но непременно с видным всякому на втором плане большим смыслом и вкусом.

И уж, конечно, этот человек с фотографии, в отличие от туповатого Ивана Ивановича, его друг и сотоварищ по жизни, много знал. Он был специалистом в горном деле самой высшей пробы. Докторскую степень за просто так, за красивые глаза и умение грамотно держать стакан не каждому дают.

Хотя и стакан Витька Монгольский умел держать как следует, и сумрачная, не обещающая женщинам ничего хорошего, бездонная темень его нахальных, раскосых восточных глаз в обрамлении длинных ресниц обладала магической силой, разящей женское сословие наповал.

И уж, разумеется, он-то, в отличие от слабого, неуверенного в себе Ивана Ивановича, мог дать исчерпывающий ответ на любой вопрос. А Иван Иванович на главные вопросы жизни ответить не мог. Не знал он на них ответов.

Так по природной простоте и врождённой прямолинейности Иван Иванович и сказал Маргарите, что он знает только одного человека, который, по его мнению, что-то мог бы сказать в ответ на интересующие её вопросы.

– Монгольский! Великий Монгол! Твой друг! А кто он? – спросила Марго.

– О-о-о! – многозначительно возвёл глаза вверх Иван Иванович. – Это такой человек! – И он рассказал вкратце о своём приятеле, и даже не просто приятеле, а закадычном друге детских лет, о том безмятежно счастливом времени, когда он, глуповатый несмышлёныш, рисовал прутиком очертания берега на песке и сияющее, смеющееся солнце, а Виктор уже тогда, в малолетстве, смотрел вглубь вещей, в самый их корень, и собирал в пене прибоя мелочь, которую морские волны выбрасывали на берег.