Наташа замолчала и запоздало удивилась: каким-то чудом ей удалось вполне связно выразить то, что до начала своего монолога она и не пыталась облекать в словесные формулы. Вместо слов было вот что: ещё одно светлое воспоминание добрых молодых лет после телефонного разговора с Таней Пимашковой сменилось тоскливой пустотой.
Андрейченко, продолжая внимательно смотреть в Наташино лицо, выдержал мхатовскую паузу, потом заговорил негромко и неспешно:
— Сказать, что я с этой парой дружу домами, было бы явным преувеличением. Юля Астахова категорически не хочет общаться ни с кем из бывших одноклассников, в том числе и со мной. Положила она на десятый «Б» с прибором. Есть одна вещь, в которой не сомневается наш десятый «Б»: мы на удивление дружный класс. Да и то: после окончания школы прошло тринадцать годков, а мы всё ещё, что называется, собираемся. Где ты такое чудо видела? Лично я, сколько живу, с эдаким казусом не сталкивался. Отдельные люди, случается, поддерживают отношения между собой, а так, чтобы собираться всем классом — разве что по круглым датам выпуска. А мы и на свадьбы друг к другу, и на родины. Большое дело, между прочим: а то ведь есть бедняги, которым и на собственные похороны позвать некого. А нам всегда будет кого позвать, особенно на поминки. Мизансцена такая: я, седой и благообразный, лежу в гробу, вокруг со скорбными физиономиями скучились-сгрудились старички и старушки — это наш десятый «Б», и на авансцене — отдельно стоящий человек. Этот персонаж одет в белый плащ с кровавым подбоем, и он восклицает, обращаясь к зрительному залу:
— Где тот подлец, который сказал, что каждый умирает в одиночку? Десятый «Б», даже когда отбрасывает копыта, не отрывается от коллектива.
— Да...¸ — пригорюнился Андрейченко. — За это стоит выпить. Не чокаясь.
Кажется, сегодня в ресторане «Поплавок» был Славкин бенефис. Опрокинув в себя очередную рюмку, он немедленно продолжил:
— Мелкими кучками мы собираемся не так уж редко, а раз в году всенепременно расширенным составом. Большие ежегодные встречи начинаются в школе на вечере встречи выпускников, продолжаются в каком-нибудь менее пафосном месте — традиция, святое. Лишь двое из нашего десятого «Б» ни разу не приходили в школу, и как раз те двое, которые тебя интересуют. Даже разлетевшиеся по другим городам и весям, нет-нет, да проявятся. Валька Горшков как-то приезжал, Мишка Подпоркин аж из Владика добирался, а эти двое — никогда. И все знают почему: Юля не хочет иметь с нами ничего общего. Гера пару-тройку раз показывался на фракционных посиделках, как правило, импровизированных — кто-то кого-то случайно встретил, быстрый созвон, кто успел, тот подскочил — а с Юлей ни у кого никаких контактов все эти годы не было.
Я перетирал тему Астаховой лишь однажды, и не по своей инициативе: с бывшей одноклассницей Галей Криваго. Хорошая такая девочка была, скромная, но не зануда. Она и сейчас такая: доброжелательная, деликатная. Однажды Галя выдала следующую реплику: «Это мне за то, что я тогда за Юлю не вступилась». Они тогда разбежались с мужем — он тоже из нашего десятого «Б». Галя так переживала, что у нее, представляешь, все волосы на голове повылазили, и что характерно, в обратный зад не нарастали. Вот жалость то — косища у нее была просто на диво. Она вдруг такой вывод сделала: за Юлю, мол, мне наказание вышло. И я не стал спорить, ответил, что такое дело не исключено. И вообще не исключено, что ноги всего плохого, что происходит с нами, с бывшим десятым «Б» — если происходит, я вовсе не хочу сказать, что на всех и каждого из нашего класса валятся беды, но если всё же происходит... Я, кажется, запутался. Сейчас распутаю: не исключено, что ноги многих наших неприятностей растут из той жо... растут из того факта, что мы предали Юлю. На заре туманной юности нам было дано испытание — всем нам, а не только одной Астаховой — и мы его прос... извините мой французский, мадам, мы его не выдержали. Юля имеет полное моральное право нас презирать. Но, насколько мне известно, она не испытывает к нам столь сильных чувств, она вообще к нам никаких чувств не испытывает. Она на нас забила раз и навсегда ещё в десятом классе. И правильно сделала: сами обоср... простите мадам, что-то у меня не складывается с французским.
Андрейченко откинулся на стуле и, сопровождая свои слова гротескно-театральными жестами, прогремел:
— Продолжение сцены на кладбище. Я восстаю из гроба, оглядываю изумлённых присутствующих и произношу следующий монолог:
Читать дальше