Елена Иваницкая - Делай, что хочешь

Такие вещи вслух не произносятся. Я и не собирался этого говорить. Но что-то, оказывается, сказал, потому что он сосредоточенно кивнул и ответил:

– Да, я тоже об этом думал. Люди всегда люди. Но ведь здесь, у нас… правда же есть солидарность. Взаимопомощь. Не будет тайны переписки – не будет и этого. Даже так. Стоит людям поверить, что их письма распечатывают, что за ними подслушивают, что на них доносят… останется только власть знаменосца. Но пока что все верят – всё по закону. А он намекает, что конституция конституцией, а дело – делом. От него трудно отбиться. От его волшебных слов. Знаешь каких?

– Еще бы. Наш долг. Дисциплина. На благо общества. В условиях военного времени.

– А еще такие: право на жизнь, право на безопасность, свобода подчинения…

– Свобода подчинения?

– А ты думал. Свобода, говорит, подчинения выше несвободы разгильдяйства.

– Мне он талдычил, что свобода – пустое слово, а в жизни важна только готовность отдать ее.

– А мне – при свидетелях – что право на жизнь превыше всего. Право, говорит, на жизнь и безопасность выше права посплетничать в письмах. Люди слушают, переминаются – и кивают. А он еще козырь выкладывает: порядочному человеку скрывать нечего. Тут, правда, не очень-то соглашаются. Кому понравится, чтобы копались в его личных делах? Мне пока еще верят, что не допущу никакой секретной части. А ведь его уже побаиваются, ты заметил? А другие слушаются, соглашаются. Он ведь целый отряд сколотил. Активное, говорит, меньшинство – что теин в чаю или букет в благородном вине…

Увы, я заметил, что больше нет сил поддерживать разговор. Очень ярко представился завиток душистого пара над крепким чаем, и от этого зрелища затошнило. Отпив из фляжки, протянул ее Дону. Он хлебнул и закашлялся.

– Это же коньяк! Ну мы с тобой отличились. Крепкие напитки в лагере запрещены. Не знал? Поймают – застыдят. Вылей скорей. Я тебе лучше снотворного дам, у меня с собой.

– Страшно заснуть. Боюсь кошмара.

От этих слов вдруг стало несомненно легче. Рассказать остальное? Нет, язык не повернется.

– Ты засыпай. Я все равно не сплю, разбужу.

И будил еще дважды. Опять падение, головокружение, вязнущие в песке ноги. В общем, не смертельно, не как в первый раз.

Рассвет уставился на меня желтым волчьим глазом. Люто болела голова. Никаких галлюцинаций. Ровный гул проснувшегося лагеря. Еще один день здесь – это ужасно. Невыносимо. Следовало разумно пойти в лазарет, сказать, что болен и уезжаю. Меня тут же отправят домой. Еще и с провожатым. Но именно потому, что мигом вытолкают, нельзя даже попросить болеутоляющего. Что меня здесь держит? В заслоне я вовсе не нужен.

Грязный, свинья свиньей, всю ночь на земле. И зубную щетку не взял. И бритву. Кое-как приведя себя в порядок, почувствовал, что падаю с ног в самом прямом смысле. И то ли озноб выматывал душу, то ли было прохладно. Сунулся в ближайшую палатку, но резкий запах пота словно обжег обоняние и выгнал обратно. Прихватив одеяло, ничего не замечая вокруг, пошел искать, куда бы забиться. Увидел циновку на солнечном пятачке, на полянке поодаль, и свалился.

Отдохнув и пригревшись, подумал, что скоро здесь появится Марта. Найдет возможность – повод, поручение – и приедет. Даже боль как будто поутихла. Я прислушался, понимая, что это всего лишь воображение, но, заглушая ее слова, раздались прежние хрипы и ругательства. Да когда же это кончится?

Мигрень просверливала глаз и висок, сон не приходил, тошнота то подкатывала, то отступала. Неужели никто не замечает, что я лежу здесь полумертвый?

Долго маялся в полусне. А открыв глаза, увидел, что рядом на корточках сидит Гай и внимательно смотрит. Но шагов я не слышал и чужого присутствия не чувствовал. Теперь начнет добиваться, что со мной такое. Но он сказал, что разыскивал меня. – Отвяжись, а? И так голова раскалывается.

– Давайте попробую снять боль.

– Ты что, знахарь? Колдун?

Я мрачно поднялся, видя себя со стороны – всклокоченным красноглазым чучелом.

– Зачем ты меня искал?

– Скоро приедут Старый Медведь и …

– Почему ты это знаешь, а я – нет? – Бессмысленная злоба на него и на себя перехватывала голос. Он что-то объяснял, я не слушал. Постучалась подловатая мысль, что Гай не тот человек, перед которым так уж необходимо сдерживаться. Кулаки сжимались сами. Что вам всем от меня надо?

Он как будто и стоял неподвижно, и сдвигался вправо: поддержать, если опять свалюсь. Я хотел то ли отпихнуть его, то ли ударить, но схватился за голову и побрел… куда-то.