Елена Иваницкая - Делай, что хочешь

– Передайте: спасибо за привет и лакомство.

– Можно им войти?

– Нет.

И вновь белый потолок. Не напишется ли на нем письмо дяде? «Твой племянник угодил в герои. Вообрази…» Письмо стерлось. Не стоило начинать. И вообще вспоминать об этом. Нужно немедленно уезжать. Прочь отсюда! Домой! Я даже вскочил, но опять лег. А ведь Карло боится, что я застрелюсь, поэтому и клянчит дверь не запирать. На потолке проступило – «застрелиться». Смешно. Написалось: «Марта». Тоже смешно. Эти «мои дни» когда-нибудь кончатся?

Заглянул Карло, а с ним нелепое приключение. Пришел знаменосец порядка. «А, индюк? Гнать в три шеи» Карло остро взглянул: «Вот вы его как?» Вышел и вернулся: он настаивает. Скажите: я тоже настаиваю. Вновь вернулся. Говорит: он должностное лицо. Это еще что такое? Если пришел как знакомый, то спасибо, увидимся в другой раз. А если как должностное лицо, то пожалуйте разрешение на разговор с больным. Опять вернулся. Говорит: при чем тут разрешение, вы же у себя, а не в больнице. Мало ли где, я отправлен из лагеря домой как раненый. Вернулся: и что, ни слова выговорить не можете? Могу. Если предъявит бумаги. Вернулся: это не допрос, а беседа, постановления не требуется.

– Нет, требую соблюдения порядка. Он сказал, что все равно войдет.

– Карло, что это значит?

– Да ничего особенного. Все отличившиеся в бою у него на особой заметке. Это называется: работа с людьми. Вот он и пришел. А ему от ворот поворот. Он в амбицию, и вы в амбицию. Оба хороши.

Дверь с силой толкнули. Ввалился знаменосец. Как-то угрожающе дернулся. И я тоже. Довели пустяк до злобной бестолковщины. Он быстрым усилием исправил лицо из раздраженного в торжественное. Заговорил с пафосом: ваша семья может гордиться! Я медленно встал. Голова и правда закружилась. Положил на конторку лист бумаги, взял карандаш. «Сам запротоколирую. Карло будет свидетелем».

– Ну что вы капризничаете, как ребенок.

– Записываю: «Что вы капризничаете, как ребенок».

– Александр, перестаньте.

– Запечатлею для архива, за какой срочной беседой вы ко мне ворвались. Я не разрешал вам войти.

– Не собираюсь оправдываться. Я хотел подписать письмо вашей семье. С благодарностью. Чтобы вашему дядюшке…

Так-так. Ему зудит хоть какой-то крючочек к дяде закинуть.

– С чего это вы подписываете, а не капитан? И почему прохлаждаетесь в городе, а не уехали с конвоем отправлять пленных?

– У меня другая работа.

– «У меня другая работа», – повторил я.

Выскочил, саданул дверью. А, проняло! Так ему и надо. Разгневался, крыльями захлопал. На этот раз я победил. Что-то грохнуло в коридоре.

– Горшок с цветами, – бесстрастно сообщил Карло. – Вы когда обедать будете?

Меня знобило. Тоже расколотить бы что-нибудь. Я оттеснил Карло к выходу, решительно взялся за ключ и выговорил сквозь зубы:

– Прекратите подглядывать. Не лезьте. Не застрелюсь.

Он запнулся на пороге и сунулся обратно. Я выдавил его плечом и запер дверь. Тошно. Унизительно. Оказывается, ему и в голову не приходило, а я сам подвел его к мысли, что способен руки на себя поднять.

Кажется, дремал. А может, и нет. Очень глупо – скандалить на пустом месте с человеком опасным, властным и злопамятным. Ссориться – так по делу. Лучше было бы потерпеть пять минут и постараться понять, чего этой индюшачьей туше надо.

Утешался коньяком. Но покой скоро кончился. Прокатился уверенно-быстрый дробот шагов. В дверь заколотили ногами. Взорвался вопль:

– Кто тут хочет застрелиться? А ну отворяй.

Стало смешно. Я мирно встал. С силой вытолкнутый ключ зазвенел и заскользил по полу. Отомкнули с той стороны. Вот как. Надо запирать на задвижку.

– И что? Не стыдно? – рявкнула Тэкла. – Стреляйся, если дурак. В смирительную рубашку спеленаю!

– Это была шутка. – Я только плечами пожал.

– Шутник недорезанный! Здесь граница! Шути дома у себя!

Круто развернулась, распахнула шкаф, дернула карабин, выставила за дверь, схватила пояс, отцепила ножны и кобуру, сунула в карман фартука с красным крестом.

– Терзания у него! Маменькин сынок!

От души ли она бушевала, или это был терапевтический прием, но гневный ураган забавлял и успокаивал. Наверняка ее позвали после срочного совещания, и теперь в коридоре толпится народ во главе с Карло и Старым Медведем.

– Трясутся над ним! Не ест – не пьет – не спит! Сколько людей до сих пор в заслоне! Нежный какой!

Откинула со стола полотенце, увидела полупустую тарелку, фляжку и заорала – явно для слушателей: