Елена Иваницкая - Делай, что хочешь

Марта выскользнула у меня из рук, поцеловала его в лоб, заговорила о том, чтоб не упоминал о смерти – «ты всем нам нужен, ты кудесник, ты нас не оставишь». Я понял, что проявляю глупость человеческую. Быстро придумал, как исправиться, и оглушил свидетелей комплиментом, который строго соответствовал истине:

– А я решил, что вы о себе говорите. Вы похожи на солнечного бога.

Все вокруг заулыбались, соглашаясь. Он нахмурился. Между разлетных темных бровей легли три глубокие складки. В нем действительно было что-то львиное. Кудесник напоминал мраморных или бронзовых львов, стерегущих город. Может быть, скульптурно-тяжелым носом и слишком широко расставленными глазами. Молодыми, невыцветшими, зелено-карими глазами. А ровный светло-соломенный тон густой гривы – это, оказывается, седина такая. Хотя неизвестно, природная ли, или позолоченная какими-нибудь колдовскими травами.

Сидел он один, все остальные стояли. Я догадался, что рассаживаться станут, только когда он встанет, а он дожидался Марту. И он встал. Как-то странно, неловко. Шагнул из-за стола. Я с трудом удержал на лице прежнее выражение. Солнечный бог оказался коротконогим. Еще чуть-чуть, и это выглядело бы болезнью, уродством. Но его нескладность удержалась на той грани, когда еще не страшно, а только смешно. Особенно в сочетании с такой красотой, так настойчиво предъявленной. Обдуманный концертный наряд: шелковая золотистая косоворотка, кушак с бахромой, черные бархатные шаровары. И желтые сапоги на высоких каблуках, которые, увы, только подчеркивали роковой недостаток.

Он бережно подхватил со стола львицу – тем движением, каким берут младенца. Я покосился на Марту. Она во все глаза любовалась своим кудесником, но уловила мой взгляд, обернулась. И вдруг бросилась мне на шею. И как будто подала знак. Народ кинулся обниматься. Заплескали руки. Полетел крик. Какое-то трехсложное а! – а! – а! Не скандируя, а вразнобой. «Никогда», что ли? Или «навсегда»?

Кто-то хлопнул меня по плечу. Возник мой веселый сыродел: «Выпьем, тезка!» Но когда я потянулся за налитым стаканом, он ловко перехватил его и расхохотался с видом победителя. Что такое, непонятно, но к стакану метнулась было еще чья-то рука. Игра то ли ритуал. Я ждал объяснений. Марта намочила губы в вине и протянула мне свой стакан. «Вот так-то! – припечатал тезка. – Не знал, что ли? Жених с невестой пьют из одного стакана! А кому удалось отобрать – ну, тоже награда!» И он деликатно поцеловал Герти в щеку.

Солнечный бог куда-то исчез. Зашумела самая обычная деревенская пирушка. Хотя деревенских пирушек я никогда не видел, но именно такими и воображал, разве что с угощением пощедрее. На столах было бедновато. Кувшины с вином. На черных лаковых подносах хлеб, сыр, маслины, орехи, цукаты. Вместо тарелок народ стелил себе бумажные салфетки.

Герти заняла место между отцом и Ниной, с торца стола. Налево мы с Мартой, направо Юджина с Доном. Тезка устроился рядом со мной и быстро зашептал: «Ты не подумай чего. Сегодня можно. И родители рядом. А я уважаю Герти – вот как! – он решительно перечеркнул ногтем переносицу. – Скажи ей что-нибудь про меня. По-родственному. Мы же с тобой давно друзья, верно? А то уже слетелись. Смотри, и доктор тут. Вчера, можно сказать, приехал, а уже очками на нее блестит. Ну, выпьем!»

Он даже приобнял меня, гордо поглядывая на целую выставку молодежи за нашим столом.

Вдруг порфирно пропела фанфара, вслед за ней раскатился барабан. Настолько убедительно, что хотелось поискать глазами: где трубач, где барабанщик? Но в центре полянки был только Лев с львицей. Где-то вдали словно залаяла собака. Заорал полуночник-кот. Тоненько заплакал младенец. Голос матери ясно выговорил: «Баю-бай, баю-бай».

Слушатели наслаждались звуковыми трюками, как малыши цирковым представлением. Сосед в восторге толкал меня в бок твердым локтем.

Заскрипела и хлопнула дверь. Повздыхали и трижды пробили часы. Забулькала вода. Прерывисто потянулось сухое щелканье. И захватывающе мерно, с предчувствием ускорения вспыхнула мелодия плясовой в ликующем соль-миноре. Скрипач мелко отступал, освобождая круг. Народ зашумел, почему-то приветствуя Дона Дылду. Сосед потянулся к нему стаканом через стол. Дон неуверенно встал, но тут же смутился и сел. Сияющая Марта объяснила: «Песня – «Ночь в телеграфной». Дон на дежурстве в телеграфной стихи сочинил. Показал нам, мы – Льву, теперь все поют. И ты выучи. Слушай, как хорошо». Начали сдержанно и негромко.