Елена Иваницкая - Делай, что хочешь

Невозможно было ни слушать ее, ни остановить. Но спасительно скрипнула дверца за шкафами, и вбежала Марта с чем-то бело-воздушным в руках, что оказалось моей нарядной рубашкой. Все так же кивая и тем же голосом аптекарша попросила:

– Покажи-ка. Не ты шила? Моя-то рукодельница была…

Льющиеся рукава подхвачены высокими манжетами. На острых кончиках распахнутого воротника белые кисточки. На груди, на плечах вышивка – зеленым контуром кудрявые листья, синим и черным – виноградные грозди.

Марта осторожно и даже нежно расправляла тонкое полотно, как будто поглаживая. Быстро сказал: опаздываем!

За дверцей проходная кладовая, что ли… мешки, ящики. Полоса раскалено-зеленого света за приотворенной дверью в сад. Я загородил выход. Стремительные нетерпеливые движения. Она испуганно отвела руку, оберегая рубашку, перекинутую через предплечье. Тесно прижал ее к себе. Отодвинул. Зубами дернул вниз край глубокого выреза, открывая грудь. Поймал губами бледно-красную смородину. Нет, зреющую ежевичку. «Милый, что ты делаешь?» – неуверенно прошептала она. Вот как: она и сопротивляться не умеет, и откликаться тоже. «Точно следую вашим принципам. Делаю, что хочу… Чего не хочу, не делаю… Меня, меня погладь, а не рубашку!» Тихо погладила по щеке: «Пожалуйста, не надо. Сам же говоришь: опаздываем»» – «Пусть идут, мы догоним» – «Нет, не сейчас». – «Сейчас». Шелковая юбка, гладкая коленка, короткое обтягивающее трико. Решительные пальцы нащупывали крючок застежки. «Рубаху уронишь… Надо будет задержаться, чтобы отчистить – так объясним… Роняй!» Она засмеялась, крепко обхватила меня свободной рукой за пояс, притиснула к себе и вдруг, перекружив на месте нас обоих, оказалась у двери. Мгновенно вывернулась из объятий и выбежала в сад, плечом поправляя платье. Но тут же вернулась, остановилась на ступеньке: «Не сердись, милый. И правда пора». Долго стояли, глядя друг на друга через порог. Зеленый свет дымился вокруг нее.

Торжественный выход выглядел так. Впереди Нина со Старым Медведем – в белом с головы до ног, за ними Герти с Юджиной – у старшей в руках гитара, потом мы с Мартой. Нина почему-то заметно помолодела, а Юджина похорошела. Более внимательный взгляд объяснил, что они попросту накрашены. Все три сестры нарядились одинаково: в ярко-синие платья, очень открытые и короткие. Пышные рукава до локтей, густая оборка чуть прикрывает колено. В черных косах – голубые ленты, в рыжих – темно-синие. Черные туфельки на каблучках и ни намека на чулки. Ну и я. В штанах с лампасами и в рубашке с кисточками. Которую мы так и не уронили…

Идти оказалось недалеко. Почему-то только теперь я увидел, что двухэтажное, довольно бесформенное здание «Крылатого пса» сплошь расписано – голубовато-белым по белому.

Дорожка, вымощенная – смотрите-ка – разноцветными черепками битой посуды, вынырнула из-под тенистых крон на пестревшую народом поляну.

Два врытых в землю длинных стола под навесами на столбах. Столики в тени.

И вдруг меня словно толкнуло. Мгновенный просвет в толпе возле дальнего стола показал человека, сидящего у торца. Вот он какой, Лев Орф. Надо же. Ослепительный красавец с золотой гривой. Античная голова, гордая шея, плечи атлета. Солнечный бог, лев-Аполлон в золотой кольчуге.

Я поддерживал Марту под руку, но тут по-хозяйски обнял за талию. «Это он и есть? Это ему ты годишься во внучки, а он тебя любит как дедушка? Твой Лев слишком броско себя подает – для кого старается, для какой публики? Для нас. Разве что для тебя. Только не верится, что ему под семьдесят. Лет сорок, а то и меньше».

Из-за плеч и спин вновь показалась царственная голова. Но как будто за те двадцать шагов, на какие мы приблизились, удивительный скрипач состарился на двадцать лет. Черт возьми, он стал еще лучше. Добавилось мудрости и значительности.

Когда мы подошли к столу – перед Мартой расступились, – Лев взглянул на Марту, потом на меня и гневно сверкнул глазами. Сверкнуть глазами – это вот как: зрачки метнулись в сторону и обратно, тяжелые веки распахнулись и сузились.

– Ты что уставился? – зарокотал он. Правда: я смотрел очень уж вежливо. Издевательски. – Лев стар и скоро умрет, а львица старше меня, она не умрет никогда.

Львица? Какая львица? Он медленно простер руку над столом. Крупная, сильная, идеальная рука. На скомканном карминном шелке лежала скрипка, светлая, с красноватым отливом лака. А на грифе, там, где ему положено перейти в улитку, в завиток, – скалилась черная голова львицы. И колки – колки были вырезаны в виде звериных лап. Львиных, надо понимать