Гийом Мюссо - Девушка из Бруклина

Марк вернул меня к реальности.

– Я обшарил внедорожник, потом парня, но ничего не обнаружил. Ни намека на Клэр. Ничего, что могло бы навести на ее след. Лакост, видно, держался настороже, при нем не было даже мобильника.

– Твою-то мать… Полиция может добраться до тебя, Марк!

Он задумчиво покачал головой.

– Нет, не думаю. Во-первых, они не найдут пули. Во-вторых, я усадил мертвяка за руль, а из машины устроил знатное барбекю. Машина ворованная, я уверен. От Лакоста осталась головешка. Кто да что, нужно определять по зубам, а на это уходит бездна времени.

– Ну а картечь в стекло и твоя машина?

– С машиной ты прав, момент деликатный. С таким ветровым стеклом далеко не уедешь. Лично я проехал километров десять, добрался до Шалон-ан-Шампань и там прикупил старую развалину, «Рено» девяносто четвертого года. Чистый металлолом, странно даже, что кое-как ползает. Красная цена ему на «Аргусе» двести евро.

– Но найдут твой «Рейнджровер»…

– Не парься. Я попросил приятеля-автомеханика забрать его, так что мой старичок сейчас в Париже на лечении.

Я прикрыл глаза, стараясь сосредоточиться. Нужно было соединить расползающиеся нити.

– Послушай, этот полицейский, Стефан Лакост, он что, как-то связан с похищением Клэр? Ты так думаешь?

Марк достал из кармана записную книжку и стал листать ее.

– Скажу тебе честно: не знаю. В аэропорту я хорошенько потрудился, выясняя, как двигался Лакост по служебной лестнице. Он работал в бригаде розыска и быстрого реагирования в Орлеане, а до этого – в уголовной полиции Версаля. И вот на что я обратил внимание: его всегда переводили вместе с другим полицейским – капитаном Ришаром Анжели. Один мой бывший коллега сказал, что Анжели пытался забрать Лакоста в бригаду розыска, где работает сейчас сам, но тот срезался на испытаниях.

Я заерзал на стуле.

– Погоди! Ришар Анжели? Мне знакомо это имя. Я его где-то слышал. Но где?..

Я стал пытаться вспомнить, где и когда, но безуспешно.

– При каких обстоятельствах слышал?

– Не могу пока сказать. Потом вспомню. А тебе оно ничего не говорит?

– Нет, с этим парнем я никогда не пересекался. Но судя по тому, что я узнал, он сделал головокружительную карьеру. Ему едва сорок, а служит в самых элитных местах. Должно быть, хороший полицейский. Борясь с терроризмом, случайно капитаном не станешь. Тем более в таком…

Тут я чуть не подскочил со стула и в страшном волнении выхватил у сына любимую книгу.

Захваченный врасплох Тео пустился в рев. Марк подхватил его на руки, а я лихорадочно листал книжку, разыскивая запись, которую нацарапал в такси по дороге в аэропорт.

– Я знаю, кто такой Ришар Анжели, – наконец сказал я, показав запись Карадеку. – Он – дружок Марлен Делатур. Молодой полицейский из отдела уголовной полиции Бордо. В две тысячи пятом занимался делом Карлайл.

Карадек обдумал полученную информацию и высказал предположение:

– А что, если это он и был?

– Кто «он»?

– Детектив, которого втайне наняла Джойс. Что может быть лучше копа-француза, который на месте работает с этим делом, имеет доступ ко всем материалам и может вести дополнительные поиски?

Предположение показалось мне не лишенным смысла. Я представил себе Джойс, которая нанимает этого молодого многообещающего полицейского. Ей бы понадобился посредник… Кто им был? Откуда он взялся? И потом, тогдашнее следствие так ни к чему и не привело. И совсем уж не понятно, почему сегодня вновь появился Анжели со своим помощником Лакостом…

– Hello, Theo! How are you, adorable young boy? [20] Привет, Тео! Как дела, обожаемый мой малыш? ( англ. )

Я поднял голову. Возле столика стояла Марике, бэбиситтер Тео. Выглядела она, как всегда, шикарно, и казалось, в своем коротком облегающем платье с кружевом только-только сошла с подиума, где демонстрировались образцы высокой моды.

Тео тут же забыл свои горести и уже улыбался не без хитрецы, разыгрывая пай-мальчика перед красивой немкой.

Я взглянул на часы и встал. Пора спешить, у меня назначена встреча с Аланом Бриджесом.

Офис «Уинтер сан» занимал целый этаж Флэтайрон-билдинга, знаменитого нью-йоркского «утюга», небоскреба, который прозвали так за его треугольную форму. Но сейчас, в лучах утреннего солнца, со своими белыми колоннами на фасаде он казался скорее греческим храмом.