Гийом Мюссо - Девушка из Бруклина

Половина десятого. Слышу, что сынок наконец проснулся. Из-за двери мне на радость раздается пение. Тео вполне убедительно пытается воспроизвести битловскую Get Back, свою любимую на протяжении вот уже двух недель. Я раздвигаю двери, чтобы получить несколько улыбок, прежде чем позвоню администратору и попрошу его вызвать няню. Тео, судя по всему, в прекрасном настроении и прибавляет к припеву радостный вопль «папуля!». Следующие полчаса я занимаюсь сыном: душ, мытье мылом «Марсель», памперс, чистая, пахнущая лавандой одежка.

– Печеньку! Печеньку!

Едва только оказавшись на полу, животик на ножках успел заметить рядом с мини-баром коробку с печеньем.

– Нет, нет! Никаких печенек! Сейчас время кашки! Мы спускаемся вниз – жжж!

– Ззз, – повторяет Тео.

Я беру рюкзак с его вещичками и, прежде чем закрыть дверь, мысленно пробегаю по списку. Сын – есть! Соска – есть! Слюнявчик – есть! Памперсы – есть! Салфетки – есть! Бумажные платки – есть! Книжка «Пигвиненок Чупи» – есть! Раскраска – есть! Карандаши – есть!

Со спокойной душой я выхожу в коридор. Мы как раз успеем спуститься на лифте и… «Папа, биби!»

Ох! Черт бы ее побрал! Как я мог позабыть дурацкую машинку?!

– А раньше не мог сказать, а?

Обида смертельная! Крокодиловы слезы, только б не быть виноватым.

Но я не поддаюсь.

– Прекращай спектакль, кривляка!

Пришлось возвращаться в номер. Не меньше пяти минут ушло на поиски машинки. Нашел ее под кроватью, в пыли. Помыл. Пришел и повел носом. Подозрительный запах. Изучение. Подтверждение. Глубокий вздох. Поменял памперс. А теперь, как выяснилось, мы смертельно хотим есть. Все те же печеньки. Психодрама. Чувство вины. Попытки договориться. Опять лифт. В лифте зеркало. Наконец-то у меня есть возможность хотя бы чуть-чуть пригладить волосы. Сначала себе, потом Тео. Улыбнулись – и снова у нас все отлично. У меня и у моего сына.

Мы спустились в холл в начале одиннадцатого. В ту же минуту тяжелая входная дверь открылась, и в просторном холле отеля появилась грузная мужская фигура. Тео расплылся в улыбке.

– Ма’к! Ма’к! – закричал он, тыча пальчиком в мужчину посреди лобби.

Я обернулся, недоверчиво насупив брови. И не поверил собственным глазам. Не поверил, но испытал величайшее облегчение.

Марк Карадек решил присоединиться ко мне и прилетел в Нью-Йорк.

– Дождь лил как из ведра. Я ехал через поле с высоченной травой, которая чуть ли не смыкалась надо мной. Впереди внедорожник, и вдруг он останавливается, из него выходит мужик с помповиком и направляется ко мне.

Мы с Марком устроились в кафе отеля возле столика и вот уже с полчаса как разговаривали. Обменивались информацией. Факты, дополняя друг друга, по-новому, еще драматичнее, освещали прошлое Клэр и ее матери.

– И целится в меня из этого ружья, – продолжал Марк. – В свете фар я отчетливо его видел. Внешность запоминающаяся: коренастый, подобранный, длинные рыжие волосы, окладистая борода. Был уже метрах в трех от меня и держал палец на спусковом крючке.

Я слушал Марка как завороженный. Он замолчал и стал вытирать Тео рот. Сын сидел на высоком стульчике и, казалось, крайне внимательно слушал нас, жуя бутерброд с рикоттой.

– Парень выстрелил, и мое ветровое стекло разлетелось вдребезги. Картечь – я слышал – просвистела в миллиметре от виска…

– И?..

Я сидел, вцепившись в стул, в шоке от того, чем оборачивается наше расследование.

Карадек пожал плечами и отпил глоток капучино.

– Ты правильно подумал, я не дал ему возможности выстрелить второй раз. С испугу пригнулся к рулю. Бардачок, как видно, от тряски открылся, и моя «пушка» упала на пол. Я подхватил ее и открыл огонь. Он или я, понимаешь? Удача в этот раз была на моей стороне.

По позвоночнику у меня пробежал электрический ток. Марк не производил впечатления человека, потрясенного случившимся. Но я-то знал его. Знал, что за каменной невозмутимостью прячется больно битый судьбой человек, остро чувствующий ненадежность нашей жизни.

– Чупи! Чупи!

Измазанный рикоттой Тео потребовал книжку «Чупи шалит».

Я порылся в рюкзаке и достал ему книжку. Следующие слова Марка повергли меня в оцепенение.

– Я знал этого парня, – сообщил он. – Тоже бывший коп. Когда-то давным-давно мы встречались. Он работал тогда в саперном подразделении, и его там прозвали Лесорубом. На самом деле его зовут Стефан Лакост.

У меня перехватило горло. Я не мог поверить, что Карадек убил человека. Меня привело в замешательство и напугало то, чему я распахнул двери. Подумать только, а началось все из-за ссоры… И ссору эту затеял я. Из ревности. Потому что ревновал к прошлому женщину, на которой хотел жениться.