Жаринов Викторович - Библиотека Дон Кихота

Выносили пострадавшего из здания библиотеки четверо случайно подвернувшихся аспирантов. Персонала в службе Скорой помощи не хватало. Прислали двух молоденьких девушек-практиканток да водителя, который не выносил ни запаха, ни вида крови. Он нервно курил одну сигарету за другой, заметно бледнея с каждой минутой.

Аспиранты тоже старались не смотреть на изуродованную руку, которая так и вылезала из клеенки.

Невесть откуда в холле библиотеки появились и ребята с телевидения из передачи «Дорожный патруль».

Летопись дня писалась на камеру по горячим следам.

Продолжение разговора в автомобиле.

— Я лично предпочитаю историческую литературу. Лучше всего — какие-нибудь популярные биографии знаменитых людей прошлого.

— А почему именно такой выбор?

— Сам не знаю. Карлейль как-то заметил, что вся мировая история — это бесконечная божественная книга, которую все люди пишут и читают одновременно. И в эту книгу кто-то уже успел вписать и их самих.

По-моему, вся наша так называемая история на кухню похожа. Во-первых, шеф-повар. Он единственный знает заранее, что должно получиться из этого обилия ингредиентов, то есть рецепт. Это и есть цель, которой подчинен весь процесс, весь кухонный хаос. История без цели — уже не история, а одна сплошная бессмыслица, нонсенс.

Во-вторых, ты обязательно встретишь на кухне мясо и кровь. Там везде висят острые ножи и топоры, чтобы перерубать хрящи и кости. Есть здесь и дьявольские сковородки, и печи. Чем тебе не метафора войн и социальных потрясений.

История — вещь кровожадная.

Но, как известно, катаклизмы неизбежно сменяются эпохой процветания, благополучия и спокойствия. Пожалуйста: вот тебе зелень, овощи и фрукты, что называется основные составляющие любого рога изобилия.

И, наконец, сладкий десерт вроде современного Совета Европы. Пирожные, воздушный крем, торты всех размеров и на любой вкус. Все рады, наслаждаются, а диабет, в конце концов, обеспечен. Вот он двойной стандарт любого превосходного кондитера.

— Постой, дай продолжу, — перебил Воронов. — А после обеда мы обязательно спешим в туалет. И то, что из нас выходит, похоже на тлен и разрушение.

— Правильно, — подтвердил Сторожев, — апокалипсис. У каждой истории есть свое завершение, свой финал, поэтому у нас, у читающих гурманов, есть свои филиалы.

— Это какие же?

— Их составляют те, кто может читать только в туалете.

— Это мне знакомо, — не выдержал водила и нажал на газ. Впереди образовался небольшой просвет, в который и юркнула наглая «девятка», чуть не столкнувшись с рейсовым автобусом.

— Почитать в туалете я и сам не прочь, — продолжил разглагольствовать шофер, как сумасшедший, накручивая руль. — Особые, надо сказать, ощущения в душе испытываешь.

— Но это, господин хороший, не к нам, — перебил лирическое отступление извозчика Сторожев. — В нашем обществе мы читаем только во время еды. Те, кто книгу мусолит исключительно в нужнике, нам антипатичны. Вот так, любезный. Мы, так сказать, ратуем за чистоту, за светлый аспект, за сохранение самой сакральности процесса чтения.

— А они что, они тоже книжки читать любят. По мне неважно где, только читай, — пытался оправдаться частник, подкатывая к «Седьмому континенту».

— А они, любезный, — с иронией отпарировал не на шутку распалившийся доцент, — книгу, по сути дела, в толчок спускают. Вот что они делают. Они нарочно ускоряют апокалипсис, лишая мир оставшейся еще перипетии. И таких сейчас много развелось. У некоторых все основные книги постепенно в туалет перекочевали. Говорят, сам поэт Бродский, лауреат Нобелевской премии, в туалете в основном и читал.

Они, экскрементисты то есть, наподобие нас в тайное общество объединились. И количество их с каждым годом неизменно растет. Это нас пугает. Черная дыра какая-то. Вы, мил человек, часом не из их числа? — обратился к водителю доцент.

Водитель промолчал, а Воронову было хорошо видно, как у частника покраснели уши, и напряглась бычья шея.

Машина уже несколько минут стояла у магазина. Надо было выходить. Но разговор увлек всех настолько, что расставаться собеседники, кажется, и не собирались.

Произошла сшибка интересов: где лучше читать — в туалете или за столом во время еды? В воздухе почувствовалось напряжение, мол, ты за кого: за «Спартак» или за «Локомотив», за Сталина или против?

— Ну, а какие еще общества книгочеев тебе известны, Арсений? — решил сбить напряжение профессор.