Андрей Цаплиенко - Книга перемен

– Это за домом! – догадался командир. – Двое за мной, остальные здесь!

Побежали по улице, завернули за дом. Рычание было слышно отчетливо. Стон чуть приглушен. Стон, визг и еще какое-то причитание. Люди включили фонарик и увидели лежащего на земле человека с окровавленными, неестественно изогнутыми кистями рук. На его груди, придавив ее передними лапами, стоял мохнатый разъяренный пес. Его зубы почти сомкнулись на горле лежащего на земле чужого. Тот неловкими движениями пытался сорвать, столкнуть с груди зверя, но окровавленные руки его плохо слушались. Рычал пес. А чужой визжал. И, судя по звукам, пес не дожимал свои смертоносные челюсти до конца, оставляя добычу в живых.

– Цезарь, ко мне! Иди сюда!

Это скомандовал человек в черной феске. Услышав знакомый голос, пес спрыгнул с груди своей добычи. Дружелюбно помахивая хвостом, он побежал к своему товарищу, который, хоть и не сообразил сразу, где находится чужой, все же в конце концов пришел на подмогу, да еще и с остальной стаей. Добыча далеко не ушла. Чужого крепко связали и отнесли в подвал того дома, в котором жила человеческая стая. А спустя некоторое время он, с искусанными перебитыми руками, появился на пороге дома в сопровождении людей в камуфляже. Он и сам пытался замаскироваться под людей, тоже был в камуфляже, таком же потном и грязном, как и у всех в этом селе, но все его ухищрения не имели смысла. Он был чужим. И, глядя на пробегавшего мимо Цезаря, издал какой-то шипящий звук. Очень неприятный и злой. Да, несомненно, это был чужой. Его увезли, и Цезарь чужого больше никогда не видел.

А потом к этому дому с теплым подвалом прибилась черная робкая овчарка. Она вертелась возле ворот, боясь подойти. Ее пугал суровый и грозный вид Цезаря, и, чтобы она не боялась, Цезарь медленно и с достоинством помахал хвостом. Овчарка поняла, что ее не прогоняют, и обнюхалась с Цезарем. Пока она сканировала его морду и шею, Цезарь, не издавая ни звука, стоял и ждал. И лишь слегка косился на ее нос. Он пытался контролировать ситуацию. Кто знает, что на уме у бродячих овчарок? Но ее запах мохнатому кавказцу понравился. В этом запахе было отчаяние, страдание и даже голод, но не было страха. Разве что немного. Как у людей.

– Ого, тут еще собака крутится! Черная! – воскликнул его друг в феске, когда, спустившись с небольшой лестницы, увидел, как Цезарь знакомится с овчаркой.

– И что? – спросил вожак человечьей стаи.

– Может, оставим?

– У нас что, питомник? – поинтересовался кто-то из бойцов.

Человек в черной феске вздохнул, потом набрал полные легкие воздуха и на выдохе, чтобы звучало уверенней, сказал:

– Цезарь взял диверсанта. Значит, ему полагается награда. Считаю, что он заслуживает поощрения.

– Но мы ж ему дали…

– Что «дали»? – заступился за друга человек. – Еды? Так он съел и забыл. А так им вдвоем будет веселее.

– Ладно, – сказал вожак. – Но если вдруг пойдут щенки, ими будешь заниматься ты. Плюс?

– Плюс-плюс! – радостно согласился человек в черной феске.

А овчарку назвали Мухой. Теперь она всегда и везде была рядом с мохнатым Цезарем. И если на разбитой снарядами улице появлялся чужак, или пес, или человек, то с громким лаем на него неслись два клубка собачьей энергии – коричневый, Цезарь, и черный, Муха.

Прошло совсем немного времени. В селе, казалось бы, меньше стало грохотать и неприятный свист не так часто резал чуткий слух собак. Да и люди стали менее напряженными. По улицам они уже ходили ровно, не пригибаясь и не перемещаясь от здания к зданию перебежками. В доме людей стало больше. Часто приезжали и такие, на ком не было зеленых пятнистых штанов, а поверх курток были наброшены белые широкие балахоны. Они не пахли порохом и маслом. От них исходил запах вкусной еды. И страхом от них пахло больше, чем от пятнистых друзей Цезаря. Человек в черной феске часто ходил вместе с ними по улицам села и показывал развалины. А однажды во время таких прогулок раздались взрывы. Много взрывов. Страшный грохот поднялся в селе.

– Мины! – кричали черные шипящие прямоугольнички, которые люди носили на куртках. Они прятались.

Друг Цезаря потащил его в укрытие. Это был подвал, где обычно спали люди и где во время обстрела они прятали собак. Дом дрожал, как будто его лихорадило от страшной неизлечимой болезни.

– Это бьют по нам! – сказал вожак человеческой стаи. Но, пожалуй, слова были лишними. Все и так понимали, что происходит. Звенели последние уцелевшие стекла. Сверху доносились крики и брань. Неистово и бессмысленно трещал пулемет.