Наум Синдаловский - Книга Перемен. Судьбы петербургской топонимики в городском фольклоре.

В русской языковой традиции такие, казалось бы, внешне совершенно непохожие лексические единицы, как «имя» и «топоним», не только близки, но и родственны по смыслу. Согласно всем толковым и этимологическим словарям, общеславянское «имя» означает «личное название человека», а греческое «топоним» – «собственное название географического места». Или в буквальном переводе «имя места» (topos – место, onoma – имя). Разница только в том, что в одном случае объект именования одушевлен, а в другом – нет. В грамматике эта разница подчеркивается глагольной формой. По отношению к человеку мы говорим: «Как его называют?», а по отношению, скажем, к улице пользуемся возвратной формой глагола: «Как она называется?» На этом вся разница заканчивается. В повседневной обиходной практике и к личному, то есть собственному, имени, и к названию неодушевленного объекта мы относимся одинаково. Как к имени.

Этому легко найти объяснение. С древнейших времен имя носило сакральный характер. В жизни древних людей оно значило гораздо больше, чем даже сам факт рождения человека. Долгое время датам рождения вообще не придавалось особого значения, они забывались. До сих пор на вопрос о дате рождения старые люди произносят не конкретную дату появления на свет, а весьма приблизительную, ориентировочную. Причем ориентир оказывался событием более важным, чем его рождение, например, «за три дня до большого пожара, что случился в соседней деревне». Да и отношение к жизни новорожденного было более чем простым. Рождение человека не зависело от людей. Как, впрочем, и смерть. «Бог дал, Бог взял», – говорили в народе. Другое дело именины. Не случайно христианская традиция объединила два важнейших события в жизни человека – таинство приобщения к церкви и наречение имени – в один ритуальный обряд крещения. Ребенка нарекали по святцам именем святого, поминовение которого приходилось не на день рождения, но на момент крещения. С этих пор одноименный святой становился небесным покровителем новорожденного, его «доверенным лицом» перед Богом.

В имени, по представлению древних, была закодирована вся дальнейшая судьба человека. Имя было священно, его нельзя было ни изменять, ни отказываться от него. Более того, за редкими исключениями, однажды данное имя уже никогда не могло исчезнуть во времени, оно закреплялось в отчестве следующих поколений и передавалось по наследству другим. А те исключения, которые случались, оборачивались далеко не лучшими и чаще всего предсказуемыми последствиями. Переименованные корабли тонули, переименованные города ветшали и приходили в запустение, а люди, изменившие свои имена, мучились совестью и плохо спали по ночам.

Об этом хорошо знали жившие задолго до нас. Еще четыре тысячи лет назад в Древнем Китае была написана книга «И-Цзин», или «Книга Перемен». Ее автором был легендарный китайский император Фу Си, который однажды задался благородной целью выправить отношения мужчин и женщин, родителей и детей, человека и общества. Смысл книги сводился к тому, что всякие изменения в человеческой жизни закономерны и предотвратить их нельзя, можно лишь обратить их себе на пользу. Отсюда следует, с какой осторожностью надо относиться ко всему, что дано тебе судьбой от рождения. В том числе к имени.

Прошло четыре тысячи лет, а актуальность затронутой китайским императором темы остается такой же, если не более острой. Примеров того, что следует из пренебрежения правилами управления судьбой, много. И в современной отечественной истории вообще, и в петербургской в частности. В 1920-х годах у причала Васильевского острова напротив 15-й линии базировалось госпитальное судно «Народоволец». Однажды неожиданно для всех корабль дал крен, лег на борт и затонул. По городу поползли слухи. Говорили, что судно построено с изъяном: у него якобы был постоянный крен на правый борт. Для предотвращения гибели и для придания судну равновесия на противоположном, левом борту имелась специальная цистерна, постоянно заполненная водой. Согласно легенде, один матрос во время дежурства привел на борт подружку. Мало того, что это вообще могло привести к неприятностям, потому что известно, что женщина на корабле – плохая примета, так эта девица, оказавшись в трюме, случайно открыла кингстон, который матрос не сумел закрыть. Вода хлынула в трюм, судно моментально потеряло остойчивость и перевернулось.