Андрей Цаплиенко - Книга перемен

Через каждые полчаса пути Толя устраивал перекличку, считал своих людей. Все семеро были на месте. После двух таких перекличек он заметил, что промокшего бойца начало лихорадить.

Вскоре восходящее солнце приоткрыло багровый край зимней ночи. Темная полоса на востоке – это посадка. На военном языке «зеленка». Там вполне могла находиться позиция противника. А группа Толи шла по открытому полю. Значит, пузом вниз и вперед. Ползти по-пластунски. Что Толя и сделал сам, показав пример другим. «В бронежилетах это было бы почти невозможно, – подумал проводник. – Эх, знал бы немецкий доктор, что я вытворяю с его титановой костью, наверное, ни за что не выпустил бы меня из клиники». Эта странная, нелепая мысль заставила его улыбнуться и даже подняла настроение. Он полз вперед и продолжал мысленно развлекать себя.

«Вот у машин и механизмов бывает тест-драйв. Правильно? Значит, это тест-драйв для моей железной руки. Справится или не справится. Как там доктор меня назвал? Терминатор, человек-механизм? Значит, надо этот механизм проверить».

Жесткие замерзшие обрубки убранных злаковых царапали руки и лицо, оставляя красные следы.

«Наверное, за время войны это поле успеет хорошо отдохнуть, – думал Толя, – и даст отличный урожай».

Он тянул за собой свой ручной пулемет и ругал себя за глупые мысли, которые приходили ему в голову. И снова переключался на смешные нелепости, не забывая контролировать пространство слева и справа. Его люди ползли за ним, стараясь не стонать. Хотя от усталости хотелось не то что стонать, а выть безумным воем доведенных до отчаяния существ.

«Год постоит под паром. А потом можно и подсолнечник. А чего ж нельзя? Семечка должна хорошо пойти», – думал Толя.

– Что? – переспросил его ближайший к нему боец.

– Ничего, все в порядке, – ответил старший. Наверное, в такт мыслям незаметно для себя заговорил.

Поле заканчивалось еще одной посадкой. Группа остановилась. В посадке мог находиться «секрет». Но чей, свой или вражеский, нужно было выяснить.

– У кого бинокли, смотрим, – скомандовал Толя.

Он поднес свой бинокль к глазам. Картинка была нестабильной. Натруженные руки дрожали. Но Адамовский все же смог приспособиться, опершись на какой-то пласт промерзшей земли, вырванной лезвием плуга. Он сумел рассмотреть зеленые шлемы. Один, два, три. До полутора десятков. Значит, не «секрет», а, скорее всего, полноценная позиция. Как понять, своя или чужая? Расстояние около километра. Надо рассмотреть, что у них на рукавах.

Лежащие на поле бойцы ждали около часа, пока над бруствером в посадке не поднялась фигура. По грудь поднялась и снова спустилась вниз.

– Успел что-нибудь заметить? – спросил Толя.

– Да, успел. Вроде желтый скотч.

У своих на рукавах должны быть намотаны желтые ленты скотча. У чужих – белые полосы бинтов.

– Вроде или же точно?

– Вроде, – с сомнением ответил наблюдатель.

– Тогда смотрим дальше, – рассудил Толя.

Они пролежали еще час, и вот на том краю поля встал в полный рост военный, чтобы, развернувшись спиной к полю, справить малую нужду. На обоих рукавах у него были широкие желтые полосы скотча. Такие же точно обмотаны вокруг колен.

– Вот придурок, – сказал боец слева от Толи. – Кто же к противнику спиной поворачивается?

– Так мы ж не противник! – громко сказал Джексон.

– Ага, – включился и Анатолий. – Только он об этом не знает.

И все его семеро бойцов, успевшие за одну ночь стать одним целым, дружно рассмеялись. Самая длинная ночь в их жизни превратилась в хмурое, опасное утро, которое хоть немного отогрел спасительный день. Отступление закончилось на краю поля.

Дальше он позволил себе уйти в странное полусонное состояние, в котором все происходящее в реальности как будто превращается в подсознательные фантазии, смешивается с неглубоким сном. В таком состоянии человек говорит, общается с окружающими и даже активно действует, но при этом словно видит сны наяву, уходя по полям своих грез все дальше, все быстрее. Прочь от реальности. Наверное, так можно достичь буддистского Просветления, но Толя мечтал лишь об отдыхе.

Черно-белое поле с неровными зубцами высокой «зеленки» развернулось за его спиной, и он не знал, своя это «зеленка» или уже чужая. А там, где он стоял, поле уже зеленело поднявшимися озимыми. И дед его, с белой окладистой бородой, как у атамана Зотова, говорил ему поучительно: «Ты не железный. Это комбайн железный. Ему все равно, что убирать. А ты простой обычный человек. Должен думать, чем поле засевать». И Толя, не отставая от деда, мерявшего широким шагом оттаявшую землю, согласно поддакивал старику: «Человек, человек я». Ноги в стоптанных берцах погружались в мягкий чернозем. Толе было тяжело поспевать за дедом. Но он старался. А дед все больше ворчал: «И не надо эти деревья “зеленкой” называть. Что это еще за слово такое – “зеленка”? Мы ведь не в аптеке. Деревья – это не “зеленка”, а посадка, роща, лес. Так ведь?» И Толя не раздумывая соглашался: «Так, так». Теперь он был спокоен за себя и за своих людей. Теперь он знал, что вернется.