Катрин Сигюрэ - Барашек с площади Вогезов

В медицинском плане состояние Эрика Жуффа не внушало беспокойства. А в юридическом преимущество состояло в том, что в момент выстрела в доме был адвокат. На Незнакомца с площади Вогезов обратились восхищенные взгляды присутствующих, в то время как на Эрика с его «детской раной» в лодыжку смотрели с иронией. Стали обсуждать случившееся. Говорить про закон о хранении оружия не было никакой нужды, но, между прочим, был озвучен вариант, который многим понравился: «А у нас в доме ничего не произошло. Кто видел оружие?» Правда, меня лично смущала версия о сумасшедшем стрелке, который вышел из маки, чтобы целиться в игроков в белот. Один из братьев покачал головой:

– Первый раз в нашей деревне появился тип, который стрелял в себя, вот уж дурак из дураков! И как это скажется на нашей репутации!

Он был движим искренним стремлением поддержать репутацию деревни, и это прекрасно.

Незнакомец с площади Вогезов успокоил всех, сказав о полном отсутствии последствий этого дела, и добавил, что говорит это как специалист по уголовному праву. Прилагательное «уголовное» снова приподняло зады со стульев, так как все уже расселись, кроме мадам Антон, которая, схватив тряпку, оттирала пятна крови. Восхищение переросло в благоговение. Незнакомцу с площади Вогезов это понравилось, и он упомянул имена своих подзащитных, деятелей крупного криминала; я обратила внимание, что почти все они оканчивались на «а», «и», «о» или «у» с проглатываемой гласной.

Когда мы вернулись в деревню, проведя ночь на пляже, Ангел без всяких переговоров издал декрет:

– Я хорошо понял, что происходит, но этого не будет в радиусе десяти километров от меня!

Речь шла о том, где Незнакомец будет жить.

Рассудив, что десять километров это, возможно, предел досягаемости ружья Ангела, мы подчинились требованию и все ночи проводили на берегу моря, а Туа – в маки, что, в сущности, соответствовало его природе.

Наше с Незнакомцем пребывание на Корсике легко описать вкратце: мы занимались любовью с заката до восхода, при монохромном голубом цвете раннего утреннего неба и бирюзовом море, при темной синеве ночного неба, усеянного звездами, и черном цвете моря со светящимися бакенами; иногда – при ярко-голубом небе и молочно-голубом море при начинающейся послеполуденной жаре. Днем мы отсыпались на белых простынях маленького отеля. Питались пирожками с луком, мангольдом, броччио и амбруччати – жители Аяччо специально изобрели их для людей, часто занимающихся любовью, которые не могут терять время на кухне, а тем более в ресторане; пирожки мы запивали розовым вином или минеральной водой «Орецца». Время от времени мы купались в море. Я купила Незнакомцу семь футболок «Вильбрекен». Семь, потому что это число приносит счастье.

Один раз в день мы поднимались в горы, чтобы увидеть Туа. После того как его вынули из ящика, он носился по деревне, как бешеная собака, катался в дорожной пыли и объедал все, что находил вкусного. В деревне никто и не думал ругаться на него, в отличие от дегенератов с площади Вогезов. Мой Туа с уважением относился к людям, но особенно почитал природу, которой ему не хватало в городе. К моей великой радости, вся местная флора оказалась съедобной, здесь не было ни самшитов, ни тисов, ничего, кроме самых лакомых для барашков веточек, трав и цветов. Видеть Туа таким счастливым, каким он никогда не был с момента его усыновления, доставляло мне огромное удовольствие. Через несколько дней после нашего приезда его отвели в горы, где он нашел всю свою семью – папу, маму, а также братьев и сестер. Он сразу же бросился к ним, и это доказывает, что он никогда их не забывал, хотя Ангел и говорит, что все дело в инстинкте сбиваться в стадо. Думаю, ограниченность его понимания связана с тем, что он завидовал Незнакомцу, а когда я думаю, это так и есть на самом деле, я ведь ясновидящая. Туа немедленно занялся размножением, и это мне понравилось, наверное, потому, что я примерно этим же и занималась.

Пролетели три недели августа, мы все были счастливы. Ангел и Эрик Жуффа, приободрившийся после выздоровления, даже стали закадычными друзьями. Они больше не расставались с тех пор, как Эрик был приглашен переночевать в овчарне, которая показалась ему «потрясающим местом». И хотя на моей памяти впервые было так, что один мужчина заменил меня в сердце другого мужчины, я всегда считала, что близкая дружба стоит намного больше, чем любая ничтожная любовь. Да мне и не важно было, кто заменит меня в сердце, где я не хотела обитать. И пусть я на самом деле эгоистка, надо уметь показать себя великодушной.