Катрин Сигюрэ - Барашек с площади Вогезов

– Это какой-то ад! Как ты можешь жить в таком зловонии?!

Думая его задобрить, я улыбнулась:

– Не придавай значения, сейчас откроем окна!

– А что ты будешь делать зимой? – хитро спросил он.

– Какой зимой? У нас микроклимат, – деликатно ответила я.

Но что делать зимой, я и правда не знала, а ведь это так важно – что будет потом.

А потом было вот что. Я открыла окно, и несколько голубей слетелись на подоконник, решив, что настало время раздачи багетов. Испугавшийся Туа едва не порвал себе голосовые связки. Он издавал хриплый звук, который я называю «дрожащим». Понимаю, что такую музыку оценит далеко не каждый…

Я села возле Незнакомца и прошептала, положив руку на то место, каким мужчины лучше всего воспринимают сообщения:

– И все-таки он миленький, разве нет?..

У меня, не сомневаюсь, было ангельское лицо, но он ответил:

– Нет!

Тон у него был безапелляционным, и внутри у меня что-то сломалось.

Но мы не поссорились, как вы могли подумать, мы просто решили пойти в ресторан. На улице я ощутила такую влюбленность, что внутри у меня все ликовало, и я прыгала вокруг него, как девчонка. Он попытался коснуться темы Туа, но я решительно отклонила ее, подкрепляя отказ говорить главным аргументом: «это мой принципиальный взгляд».

Запертый в квартире, барашек немного скучал… Но я утешала себе тем, что мы скоро поедем на Корсику, почтить визитом пастуший приют и крестного папу Туа. Что до возможного приемного отца, Ангел так и не понял, какие отношения связывают меня с моим адвокатом. Но я во всех смыслах думала, что все образуется на месте.

Однажды мы остались голодны после съеденных нами десертов – вероятно, в силу того, что съели их с удовольствием, – и очень нежно обнимались, сидя на диване. Туа я накормила до такой степени, что он оставил нас в покое, но вскоре после его ужина его замучила отрыжка длительностью в две минуты, что по-человечески вполне объяснимо и усилило мое обожание. Но Незнакомец не увидел в этом никакой поэзии – он ее даже не искал. Из-за этого в течение недели, в нарушение графика, который мы старались соблюдать, как родители в разводе, имеющие детей, мы спали у него, бросив Туа. Вследствие возникшего разногласия я решила уехать на Корсику на полдня раньше, как я сказала, «на разведку», а на самом деле, чтобы скрыть от Незнакомца все прелести перевозки Туа по трассе в ящике и т. д. с дальнобойщиком Сынком: не менять же веселый экипаж. Незнакомец выбрал морской путь, он считал прибытие в Аяччо на белоснежном лайнере «более благородным», чем на самолете; до порта он собирался добраться на арендованной машине.

Узнав о моем скором отъезде, наше домовое сообщество заметно оживилось, но не столько из-за меня, сколько из-за Туа: «Вам хочется его увезти!» – заявила мне миссис Барт, не сдерживая радости. По совету моего адвоката я смогла удержать рот на замке, хотя очень хотела возразить: пусть бы она сама увезла своего сыночка, и что даже у моего барашка есть отец, в отличие от некоторых дурно воспитываемых детей.

Но я все же не удержалась от невинной шутки, адресованной семейству Симон. Я всего лишь сказала, что Туа останется в Париже на месяц совсем один: будет гулять в нашем дворе на свежем воздухе и щипать травку. Сплошные плюсы для садовника, которому не надо будет мучиться с газонокосилкой, да и для жильцов выгода – по крайней мере, тридцать три евро с человека. «Я вызову полицию!» – заорал охотник, внезапно став расточительным. Но я думаю, что комиссариат не примет от него жалобы. Это было бы глупо – излагать в заявлении свои немотивированные страхи.

Что касается семьи на троих – молодые супруги и еще один супруг (или супруга), – то они жаловались, что, когда я ночую «вне дома», им приходится постоянно выслушивать раздирающее душу ночное блеяние Туа. (Мое отсутствие давило ему на рубец, а он не может растягиваться до бесконечности.) Они все вместе выстроились перед моей дверью, готовые вести словесные дебаты на повышенных тонах, но я по очереди посмотрела в глаза каждому из них, пытаясь проникнуть в самую глубину их интимной сущности:

– Ночью, друзья мои, я занимаюсь любовью! И я не могу быть повсюду! Думаю, что каждому из вас это понятно, разве нет?

В глазах Поля и Ванды я увидела то, что хотела. Ванда ретировался первым, под предлогом того, что в квартире наверху зазвонил его мобильник и он должен его выключить. Поль переминался с ноги на ногу, стесняясь самого себя. Манон сохраняла свой очаровательно-идиотский вид. Я рассудила, что с ее стороны это было глупо – прийти вместе с ними, да еще по такому деликатному вопросу. Ну сколько можно закрывать глаза на то, что ты мешаешь двум другим жить их пылкой любовью! Но, может быть, я что-то не понимаю в любви? Во всяком случае, такого чувства у меня никогда не было с месье Жуффа, но мне от него ничего и не требовалось, как и ему от меня, я имею в виду в бытовом плане, – я не стирала ему рубашки, среди которых преобладали изделия фирмы «Вильбрекен».