Лора Белоиван - Южнорусское Овчарово

Затем он застал узбеков, куривших уже не на опалубке, но собственно на ростверке фундамента. Они сидели на серой железобетонной ленте, как воробьи, нахохлив воротники спецовок: на дворе была поздняя осень с обманчивым солнцем и пронизывающим северным ветром. Затем Владыч видел, как узбеки курят, сидя на еще невысокой, но уже стене. Затем – свесив ноги из оконных проемов. После этого они опасно курили на обвязке перекрытия первого этажа, потом – наращивая обороты и увеличивая риски – на стропилах, и наконец, в завершение программы, смертельным номером – на коньке крыши. Дом вырос сам по себе, под присмотром азиатских агрономов, умеющих взглядом, под сигаретку, выращивать пустынные миражи – так что вырастить дом им было ерундовой задачей: управились за пару месяцев. Слава вашей матери, дом у них получился одноэтажный. И ужасающе похожий на сарай, на который кто-то небесный уселся большой задницей и расплющил его в аккуратную квадратную лепешку. Никакой архитектуры; впрочем, плевать.

Однажды Владыч задержался у окна дольше обычного и увидел разгрузку отделочных материалов: узбеки взваливали на себя упаковки ротбанда и павермента – видимо, не умея управлять тяжелыми мешками так, чтобы те самостоятельно слезали с грузовика и заходили в дом; и Владыч вдруг понял, что может очень легко узнать, что за назначение у этой громадной приплюснутой коробки, построенной по соседству с его домом. Конечно, эти знания ничего не изменят, они необязательны, как и любая игра, но внезапное любопытство потребовало удовлетворения. Владыч взял телефон и позвонил приятелю, бывшему однокашнику, а ныне председателю сельского поселения «Южнорусское Овчарово» – делов-то, вашу мать.

– Олегыч, я спросить звоню. Ты не скажешь, что это такое построили со мной рядом? Да, Маркса-Энгельса, 72.

– Привет, Владыч, – ответил начальник деревни. – Маркса-Энгельса, 72? А, знаю. Дурдом.

– Что??

– Психиатрическая клиника. Частная. Да ты не переживай, она для тихих.

– Вашу мать. Вашу мать. Вашу мать.

Сказать по чести, психиатрическая клиника в Овчарове была не худшим вариантом. В соседней деревне, в Привольном, построили тюрьму для женщин пенсионного возраста, и никто даже не спорил, а наоборот, все обрадовались: тюрьма стала градообразующим предприятием, все туда пошли работать, некоторые даже свою работу в городе бросили, чтоб было поближе к дому. Дурдом же в Овчарове просто обязан был появиться рано или поздно, потому что где ему быть, если не здесь, где пятьдесят процентов населения странные, а вторые пятьдесят – странноватые.

Так рассуждал глава овчаровской администрации, человек в деревне относительно новый – десять лет назад приехал, но зарекомендовал себя до такой степени хорошо, что на последних выборах жители единогласно свалили на него обязанность ездить по Овчарову в допотопном советском «уазике» с брезентовым верхом.

«Вот взять Октябрьскую, – продолжал рассуждать Олегыч сам с собой, сворачивая на Октябрьскую, – дом через дом буквально странные люди. Одна сумасшедшая Смирнова с четной стороны стоит всей нечетной, а ведь и там…» Олегыч не успел додумать: споткнулся мыслью о многоголосый собачий лай и вынужденно остановился. Вот и Смирнова, легка на помине. Везет свою телегу с говном, даже по сторонам не смотрит.

Бабка Смирнова действительно никогда не смотрела по сторонам. Даже на собак не оглядывалась – привыкла. Собаки же сопровождали ее всегда. Она идет, толкая самодельную телегу, полную картонок, пластиковых бутылок и жестяных банок. Все это упаковано в брикеты, стопки и связки, сложено аккуратно, обмотано веревками, чтобы ничего не упало со скорбного транспорта, созданного каким-то неведомым умельцем явно под перевозку подобного праха и тлена. Прах и тлен – бабкина добыча за день. Сама старуха, еще до переезда в деревню впавшая в старческое убожество, всегда, тем не менее, смотрелась празднично и даже стильно. В этот раз на ней были недорогой, но вполне добротный китайский пуховик приятного оливкового цвета и оранжевые штаны-гамаши. Обута Смирнова была в тяжелые матросские ботинки черной кожи. На руках – велосипедные перчатки без пальцев: под цвет гамашей оранжевые митенки, вооруженные с тыльной стороны резиновыми шипами для лучшего сцепления с рулем. На голове у бабки была оранжевая же шерстяная повязка с надписью «Sky» – в Китае часто ошибаются на одну-две лаовайские буквы. А в общем и целом сумасшедшая старуха выглядела как хипстер. В двух шагах не отличить. Если, конечно, не обращать внимания на телегу и собак.