Лора Роулэнд: Синдзю

Эдо

Эра Генроку, 1-й год, 12-й месяц

(Токио, январь 1689 г.)

Он остановил лошадь на узкой тропе, ведущей к реке Сумиде, и прислушался. Нет ли шагов поблизости, не едет ли кто-нибудь следом? Сердце тревожно билось.

Он услышал поскрипывание голых ветвей на ветру и пофыркивание беспокойно перебиравшей ногами лошади. Высоко над горизонтом ярко светила последняя полная луна старого года, зловеще серебря тропу. Он пригляделся к затененным местам и мрачно усмехнулся: чувствует себя виноватым, вот фантазия и разыгралась. По этой затерянной в северных пригородах Эдо тропе и днем-то мало кто ходит. А сейчас, почти в полночь, она и подавно пуста.

Как он и думал.

Он направился прямиком через заросли, ветви цеплялись за плащ с капюшоном и массивный сверток, переброшенный через круп лошади, которая, не имея привычки к тяжелой поклаже, спотыкалась и тихонько всхрапывала. Он пытался успокоить ее, но тщетно. Мало того, лошадь отказалась идти дальше. Вдруг она взбрыкнула. Он испугался, обернулся и положил руку на сверток. Что, если сползет наземь? Хотя всадник не был обижен силой, вряд ли он сможет взгромоздить сверток на лошадь, во всяком случае, здесь, в лесу. А нести самому до реки... нет, час ходьбы с ношей, по размерам почти с него и вдвое тяжелее, — это безумие. И тянуть волоком нельзя: соломенные тонкие половики протрутся и содержимое вывалится.

Лошадь, поупрямившись немного, двинулась дальше по тропе. Сверток прочно покоился на крупе. Страх у всадника прошел. Глаза слезились, а лицо одеревенело от холода. Руки в перчатках, казалось, примерзли к поводьям. Только это понимание, что с каждым нелегко дающимся шагом он приближается к завершению своей миссии, поддерживало его в седле.

Наконец заросли поредели, и тропа начала круче спускаться к берегу. Всадник почувствовал запах воды и услышал, как волны лижут песок. Он спешился и привязал лошадь к дереву.

Вчера он спрятал лодку под нижними ветвями могучей сосны. Теперь нашел ее. Непослушными замерзшими пальцами он уцепился за нос лодки. Осторожно, чтобы каменистый грунт не повредил плоское деревянное днище, он вытащил лодку на тропу рядом с лошадью, затем занялся веревками, которыми крепился сверток. Когда был распутан последний узел, поклажа с глухим стуком упала в лодку.

До воды было не более сорока шагов, но преодолеть склон оказалось отнюдь не просто. Вскоре путник уже тяжело дышал, то толкая, то приподнимая, то таща за собой лодку. Наконец достиг берега, лодка коснулась воды. Он зашел в ледяную реку. Он тащил лодку до тех пор, пока она не перестала скрести о дно. Тогда он забрался в нее.

Лодка накренилась. Вода хлынула через борт. Он испугался, что лодка перевернется, но она резко выпрямилась, борта едва возвышались над речной поверхностью. Вздохнув с облегчением, он взял весло, встал на корме и погреб к югу.

Сумида расстилалась подобно полотну маслянисто-черного шелка, расписанного узорами лунного света. Всплески весла сопровождали пронзительный вой ветра, как контрапункт. На ближнем берегу, справа, мерцающие огоньки постепенно поднимались в гору: это были фонари квартала развлечений Ёсивара и факелы в садах храма Асакуса. На дальнем, восточном берегу, слева, располагались болота Хондзё, но их он не видел. Ни одно прогулочное судно, которых бывает много летом, не украшало реку. Сегодня Сумида принадлежала ему. Он почти радовался одиночеству и угрюмой красоте ночи.

Однако вскоре он начал сдавать. Руки устали грести. Дыхание сбилось и вырывалось теперь из груди сдавленными всхлипами. Одежда пропиталась потом и больше не защищала от холодного ветра. Ему очень хотелось просто, без всяких усилий плыть по течению реки в сторону залива Эдо и моря. Лишь отчаянная спешка заставляла его работать. До рассвета оставалось всего несколько коротких часов. Если бы он мог проделать это путешествие на лошади! Но многочисленные ворота Эдо охрана перекрыла еще до полуночи согласно запрету на передвижения в темное время суток. Единственный путь к цели лежал по реке.

Он испытал большое облегчение, когда показались знакомые городские пейзажи. Сначала это были дома даймё — влиятельных провинциальных правителей, которым принадлежали почти все земли в верховьях реки, как и во всей Японии, затем побеленные стены городских рисовых складов. Загроможденные лодками причалы и пирсы воняли от нечистот, прибитых течением, и протухшей рыбы. Наконец над ним проехала арка моста Рёгоку, опоры и замысловато переплетенные балки отчетливо выделялись на фоне неба.