Пайпер Керман - Оранжевый – хит сезона. Как я провела год в женской тюрьме

Куда же запропастилась мисс Натали? Ее вызвали пять минут назад, но я не видела ее среди ликующих, кричащих и смеющихся заключенных, снующих по коридору. Куда пропала моя загадочная соседка, эта поразительно сдержанная женщина? Я знала, как сильно Натали хотела получить аттестат, и подозревала, что она очень переживала из-за проблем с математикой. И все же она упорно отказывалась от моей помощи в учебе. Теперь настал ее звездный час! Может, она где-то спряталась, стесняясь присоединиться к развеселой оргии поздравлений и незаконных объятий, устроенной прямо посреди коридора?

Нет, погодите-ка, она же была на беговой дорожке! Я видела, как она надевала кроссовки. Я в шлепанцах сбежала по лестнице, пулей вылетела на улицу и поспешила к стадиону. Она еще ничего не знала! На полпути я крикнула другим заключенным на дорожке:

– Моя соседка там?

Я обогнула спортзал и увидела ее в компании безумной подружки Шейлы.

– Соседка! Результаты твоего экзамена пришли! – выпалила я.

Натали взволнованно улыбнулась.

– Пойдем, соседка! Пойдем проверим!

– Ладно, ладно, я уже иду.

Она и в такую минуту не забывала о хороших манерах и не суетилась.

Я пошла обратно наверх, и мне навстречу попалось несколько заключенных.

– Где Натали? Где мисс Малкольм? Вот она! Пойдем, Натали!

Моя соседка казалась удивленной, но все равно не спешила. У нее на лице читался некоторый скепсис – она явно не позволяла себе радоваться, пока своими глазами не увидит результат.

Когда она вошла в здание лагеря, сопровождаемая целой процессией других заключенных, в коридоре стоял оглушительный шум. Со всех сторон доносилось:

– Где мисс Малкольм?

Ее тут же окружили люди и принялись наперебой поздравлять. Медленно продвигаясь по коридору, Натали улыбалась, смеялась и казалась совершенно ошеломленной.

Возле кабинета надзирателя кто-то уже размахивал ее результатами:

– Натали, ты сдала!

Я вдруг поняла, что вот-вот расплачусь, хотя меня не так-то просто растрогать. Мне было не справиться с таким мощным выплеском всеобщего счастья в столь мрачном месте. Такое впечатление, что потоки горячего и холодного воздуха столкнулись, и в коридоре возникло небольшое торнадо. Я глубоко вдохнула, сделала шаг назад и стала наблюдать, как мою соседку обнимают все доброжелатели. Когда я сама поздравила ее в относительно укромной обстановке нашего отсека, она попыталась скрыть свой триумф, но я все равно видела, насколько она довольна.

Мои друзья и близкие не могли поверить, что я действительно освоилась в тюрьме, но на воле никому не понять побуждающую силу всех лагерных ритуалов, будь они официальными или неформальными. Это коварный, жестокий парадокс: женщинам, отбывающим семи-, двенадцати-, двадцатилетние сроки, не выжить, если они не начнут считать своим миром тюрьму. Но как же им выжить на воле после освобождения? Одним из худших оскорблений в среде заключенных считалось слово «институционализированный», но если ты сопротивлялся системам контроля, печальные последствия не заставляли себя долго ждать. Где именно ты найдешь свое место и насколько комфортно сможешь устроиться, зависело от продолжительности твоего срока, количества связей с внешним миром и качества твоей жизни на воле. Отказываясь искать свою нишу в тюремном обществе, ты оставался отчаянно одиноким и несчастным.

Миссис Джонс сидела в лагере дольше любой другой из заключенных, но на следующий год должна была отправиться домой. Ее отсек находился в углу блока А рядом с дверью на улицу, и был таким уютным, что мы все боялись, что ей будет тяжело его покидать. Соседки у нее не было, потому что работниц щенячьей программы селили поодиночке. «Мне нравится этот отсек. В любой момент можно проветрить, да и с щенками гулять удобно!» – приговаривала она. Днем я часто заходила к миссис Джонс поиграть с лабрадором-ретривером Инки, который под ее руководством должен был превратиться в собаку-поводыря. Я садилась на пол и почесывала Инки живот, пока миссис Джонс показывала мне фотографии женщин, с которыми она сидела, и последние вязаные шедевры (особенно ей удавались рождественские носки) и спрашивала, не хочу ли я забрать у нее какие-нибудь из вещей, которые она скопила за пятнадцать лет в тюрьме.

Миссис Джонс часто выгуливала Инки возле беговой дорожки и восхищалась моими упорными тренировками. Она стеснялась своего лишнего веса, а потому тоже решила заняться бегом. «Давай наперегонки! – восклицала она, ударяя меня по плечу. – Посмотрим, на что ты годишься!» Но миссис Джонс была обладательницей выдающейся груди, поэтому после первого же круга она садилась на скамейку, отчаянно пытаясь отдышаться. Я предложила ей вместо бега заняться скоростной ходьбой. Это оказалось ей вполне по силам, и она принялась с маниакальным упорством каждое утро на предельной скорости ходить по стадиону.