Коллектив авторов - Времена и нравы (сборник)

Дом Дабао стоял аккурат рядом с базарной площадью. В домах по обеим сторонам этой улицы открывали двери из досок для настила: эти доски были воткнуты по обеим сторонам от главного входа, и когда приходило время торговать, их одну за другой доставали из порога и отставляли к стене. Так получался сквозной проход с улицы в дом, а зал становился шире и светлее. Оставалось только поставить ко входу прилавок и в любой момент продать свой товар. В доме Дабао обычно не связывались с досками, в дни ярмарки здесь открывали двери настежь и спозаранку выставляли в воротах прилавок. На прилавке возвышалась целая гора товара.

В базарные дни дом Дабао переживал два больших всплеска оживления. В это время люди сновали туда-сюда непрерывным потоком. Везде слышалась громкая радостная болтовня.

Первый всплеск случался перед открытием ярмарки. Некоторые приезжали в город пораньше и сперва приходили в дом Дабао заглянуть на минутку и оставить на хранение вещи: бамбуковые корзины, плетушки, коромысла, свиные клети, а то и цыплят, утят или щенков. Все они были давними знакомыми. Стоя в дверях, они громко кричали «Мастер Ван!» и, не дожидаясь ответа, протискивались в среднюю комнату [53]и сами находили место, куда можно положить скарб. Все эти люди проделали дальний путь, и горло у них пересыхало; разборчивые доставали из серванта чашку и наливали себе чаю, неприхотливые черпали ковшом колодезную воду, пили, отирали рот и отправлялись прогуляться по городским улицам. Никто в семье Дабао не был близко знаком с этими людьми – у многих не знали даже фамилий, а только в лицо (ведь оно постепенно становилось знакомым), – но считали, что если люди приходят и утруждают их, то это только из уважения к ним, средняя комната все равно пустует, а сделать людям удобней с них не убудет. Поэтому всякий селянин, пришедший оставить на хранение вещи, – неважно, знакомый, малознакомый или приятель, – все одно был встречен с улыбкой. Каждый базарный день в семье Дабао спозаранку натаскивали в чан воды, кипятили большой чайник чаю и оставляли остывать у входа.

Затем, когда рынок постепенно начинал расходиться, а люди уже либо купили, либо продали что-то и успели вдоволь нагуляться по базару, они один за другим возвращались домой к Дабао за оставленным добром. Некоторые, забрав вещи, говорили: «Простите за беспокойство», бочком огибали прилавок и топали прямиком к выходу, только их и видели; а были те, кто только что продал товар и заимел в кармане деньжат, такие задерживались у прилавка и выбирали что-нибудь для покупки. Все они знали, что качество товара в семье Дабао превосходное, да еще и по справедливой цене, поэтому никогда не торговались. Так семья Дабао, приложив совсем немного усилий, распродавала все до одной вещи на прилавке, и кубышка возле прилавка была полна банкнот. Были и такие, кто не смог продать все, что с собой принес, на руках у них оставался кочан капусты, зимняя тыква, или половина бамбуковой корзины золотистой фасоли, или же несколько связок побегов дикого бамбука – то, что в общем называют «лежалым товаром», который жалко терять, но морочно уносить домой. Вот его и забирала семья Дабао, оплачивая полную стоимость и никогда не выгадывая подешевле, только затем, чтобы люди могли вернуться домой в хорошем настроении и со спокойной душой.

Каждый раз после базарного дня их семье день-два не нужно было покупать еду. Облегчив жизнь другим, они облегчали ее и себе.

Дни летели быстро. Незаметно Дабао перевалило за тридцать. Его ровесники один за одним засылали свах, некоторым уже и за детей наливали. Дабао не хотел более волновать родителей и решил жениться. Избранницей стала его одноклассница Тан Хунвэй, часто заходившая к ним домой поболтать.

Они быстро поженились, сторона жениха преподнесла родителям невесты щедрые сговорные дары, а семья невесты по традиции отдарилась еще более солидным приданым. На свадебном пиру было оживленно, хотя его не афишировали. Поставили четыре стола в средней комнате, два – по бокам внутреннего дворика, четыре – в мастерской на заднем дворе, и за этими десятью столами гостям было удобно и просторно. Здешние свадебные пиры проводили в полдень, а вечером, по завершении большого банкета, семьи жениха и невесты еще раз пили вино в тесном кругу. Этот день Дабао провел с душой нараспашку: во время полуденного праздника он подошел к каждому столу и выпил с каждым гостем по паре стопок, вечером вновь чествовал тестя и тещу, а с шуринами чокнулся несколько раз большими стаканами. Многие здесь возлияли чисто символически, халтурили – едва пригубляли свой напиток либо, если была возможность его разбодяжить, добавляли в чашу кипятка. А он нет. Он словно чистосердечно старался напиться, каждую чашу осушал исправно, не проливая ни капли, все больше впадая в раж и пускаясь на поиски того, кому бы бросить вызов. Обойдя два круга, он напился до того, что еле ворочал языком, не мог связать двух слов и толком удержать палочки. Увидев, что застолье пошло не так, теща поспешно повела семью прощаться.