Наталия Терентьева: Солнце на антресолях

Я взялась за дело, и когда я дошла до пункта 7, на часах было половина первого, я умылась, легла и мгновенно уснула.

Следующим утром я решила сходить на два первых урока и потом поехать за мамой. Я все боялась наткнуться на Дылду, которая шмыгала туда-сюда по коридорам, бдительно выхватывая взглядом тех, кто не был у нее на первых уроках и заявился только сейчас и теперь прячется от нее по коридорам, а также тех, к кому она вечно привязывается, в частности – меня. В чем бы я ни была одета (а я одета всегда нормально), как бы ни написала недавнюю контрольную, Дылда найдет, что мне сказать лишнего. Потому что все ее слова – лишний мусор, как тот, что мы собираем на берегу реки. Без него человечество прекрасно могло бы обойтись. Так же как я – без Дылдиных зловредных слов.

– Ага! – сказала Дылда, выцепив меня взглядом из группы одноклассников.

Она с недавних пор вернулась к очкам, в которых похожа на длинную змеюку с красиво переливающейся шкуркой. Сегодня Дылда была как раз наряжена в серебристо-фиолетовое платье, длинное, почти в пол, с разрезом до пояса. Все, конечно, изумленно начинали шарить глазами – ой, а что же там у нее под платьем? Под платьем у нашей классной были кожаные шорты, совсем короткие, черные. Поэтому одна нога, худая, мосластая, некрасивая, но довольно накачанная, была отлично видна – от туфель – модных лаковых ботинок в стиле унисекс на толстой рифленой подошве с огромными фиолетовыми пряжками – до самого бедра, широкого и костистого.

Дылда резво пробралась через толпу старшеклассников. Спешила ко мне, но увидела свою любимицу Милу Яскину, возлежавшую на диване с какими-то тремя девятиклассниками, и резко затормозила.

– Ты… вообще, что ли? – оторопев, спросила она.

– Ой, Агриппина Леонидовна, как вам красиво в очках… – тут же выскользнула от кавалеров Яскина и встала перед Дылдой как паинька, хлопая фиолетовыми ресницами. – Когда приходить проверять работы? Мальчишки сказали – писали тест…

– Сегодня, на седьмом, и давай-ка… знаешь… с мальчишками… не очень… – Дылда хмыкнула и махнула на нее рукой.

Ее добыча – это я. Главное – не отвлекаться, не терять задор. И чтобы я вдруг из виду не пропала.

– Ну-у… – сказала она, оглядывая меня и поводя острым длинным носом. – Остыла, госпожа Веленина? Я ждала, может, объяснение какое твоему поведению поступит. От тебя или твоих уважаемых родителей.

– А я думала, может быть, вы, Агриппина Леонидовна, объясните, пока я школу не окончила, почему вы пытаетесь меня уничтожить, – как можно нейтральнее ответила я.

Дылда от неожиданности открыла рот, поправила новые, изумительно красивые очки, цвет которых определить невозможно – лилово-персиково-багряно-пурпурный со стразами, и выдохнула:

– Ах…

– Потому что это невозможно, а вы любите сложные задачи? – закончила я. Я ведь давно хотела ей это сказать.

Я знаю, что теперь она начнет открытую войну – будет подходить ко мне на уроке, принюхиваться и спрашивать, давно ли я мылась. Будет говорить мерзости о моих родителях – завуалированные, умные, чтобы к ней невозможно было прикопаться, в случае чего. Будет спрашивать, чем я осветляю усы (которые у меня в принципе не растут) и не потому ли я люблю брюки, что ленюсь брить ноги. Может поинтересоваться, как лично я предохраняюсь от беременности и что делаю, если утром обнаруживаю у себя в постели неизвестного человека. Этот Дылдин нехитрый, но страшный арсенал борьбы с неугодными и непокорными всем известен, он не меняется, он только расширяется, Дылда любознательна и находчива. И уничтожила не одного противника. Причем ее цель – не выгнать, не заставить забрать документы и перейти в другую школу. Ее цель – сровнять человека с землей. Чтобы он лег на землю, а она бы по нему ходила. А он бы ей с земли подарки протягивал и воздушные поцелуи посылал.

Дылда увидела, что Мошкин страдальчески, как большой обиженный пес, смотрит на меня, спрятавшись за кадкой с большим фикусом-переростком, у которого все нижние листья опали и он все тянется и тянется ввысь.

– Лешка! – крикнула Дылда, одним движением отшвырнула мешающих ей подростков и пошла к Мошкину.

Пока она отвлеклась на одного из своих любимых мальчиков, я решила уйти. Сил на Дылду у меня было не очень много, а она теперь от меня не отцепится. Два урока я отсидела, и хватит. Остальные предметы мне не нужны, я их не сдаю, и хвостов у меня нет.

Я пошла домой за мамиными вещами. По дороге зашла в магазин, потому что решила, что нужно приготовить что-то к ее приходу из больницы. В кармане у меня была все та же бумажка с Сашиным номером, и я решила позвонить в том случае, если маму почему-то не будут выписывать. Но если в больнице карантин, то лучше ей поправляться дома. Потому что, хорошо зная свою маму, я понимала, что к ней подойдут в самую последнюю очередь, если ей понадобится помощь. Скорее мама встанет и пойдет по палатам предлагать санитаркам свою помощь. А у нее сил на это сейчас совсем нет.