Наталия Терентьева: Солнце на антресолях

А Леша… Он уже ушел. Я видела, как по двору удаляется нелепая высокая фигура, в длинноватой синей куртке, загребая ногами, перекосив плечи на одну сторону… Вообще-то Леша – спортивный и красивый парень. Перекосила его отчаянная любовь, надеюсь, что временно.

Если бы я знала, что написано в тех склеенных страницах, я бы, наверное, поступила как-то по-другому. Но я понимала – мама писала, когда ей было очень больно, когда она была одна со мной, маленькой, и потом заклеила все эти страницы. Не вырвала, а заклеила. И они остались – как напоминание, как предупреждение мне… Так, наверное.

Не знаю, услышала ли меня мама сегодня, поняла ли, что мне прощать ей нечего. Надо обязательно ей еще раз это сказать.

– Так, Алехандро… – Папа, видя, что я стою, не ухожу и даже махнула ему рукой, слегка осмелел. Независимой походкой стал опять приближаться ко мне.

Саша, которому я только что сказала, что я папу вообще-то ненавижу, улыбнулся тому.

Ну что ж, пусть познакомятся, поговорят, если найдут общие темы. Или просто хлопнут друг друга ладонями, как обычно делают мужчины, когда хотят подчеркнуть свою родовую общность.

Оба шагнули друг другу навстречу и остановились, несколько растерянно оглянувшись на меня.

Оглушительно где-то заиграла музыка. Где! В машине! Крокодилья морда собирала свои войска, расползшиеся по моему двору. Папа взъерошил волосы, пригладил, потоптался, хотел послать мне воздушный поцелуй, вспомнил, что мы еще не наладили отношений, зачем-то щелкнул в воздухе пальцами – то ли в такт крокодильей музыке, то ли подзывая официанта – у нас в доме сбоку кафе, может, и подбегут, машина хорошая…

Я улыбнулась своим собственным, мгновенно развеселившимся мыслям. Папа не так понял мою улыбку, обрадовался:

– Ну… вот… так бы сразу… а то… «не буду… не скажу…» Алехандро, ну…

Мокрый тяжелый ком рухнул с высоты нашего двадцатиэтажного дома. Прямо на нас. Папа еле успел отскочить, меня оттолкнул Саша и сам в последнее мгновение шагнул в сторону.

– Вот это да… – Папа переводил голову туда-сюда, отряхивая хлопья мокрого снега с головы. Я не стала смеяться и шутить, хотя вот он сейчас был передо мной – растерянный, самый настоящий снежный человек.

– Рафтан! Рафтан! – страшно закричали наперебой два таджика, чистящих крышу. – Давай уходи!

– Ага… – сказал папа. – Видишь, Алехандро, даже дворники прогоняют меня со двора…

– Прогоняют – уходи, – пожала плечами я.

Саша, только что спасший меня как минимум от сотрясения мозга, засунул руки в карманы и не стал прощаться за руку с моим дорогим папой.

– Ты не потеряла мой номер? – спросил Саша.

Я ничего не ответила. Номер его был у меня в кармане. Но я ничего ему не ответила. Я смотрела, как папа бежит к машине, оборачиваясь и что-то показывая рукой таджикам. В машине гремела музыка, все громче и громче, папина жена Лариса пересела за руль и сейчас прихорашивалась, глядя в переднее зеркальце. Надо было мне уйти домой ровно две минуты назад.

Папа потоптался у машины. Оглянулся, открыл дверь, помедлил, захлопнул ее и вдруг резко развернулся и пошел обратно ко мне.

– Если ты думаешь… Все не так было… Я всегда… Я не знаю, что именно Вася тебе сказала… Все не просто.

– Я знаю, – сказала я. – Я вижу.

– То есть я… – Папа взглянул на Сашу. – Алехандро… гм… а это кто?

Саша молча улыбался. Мне на самом деле подходит такой человек.

– Не знаю, – пожала я плечами.

– В смысле? – мгновенно взвился папа. – В смысле «не знаю»?

– Папа, я даже не знаю, кто ты. Не очень уверена, кто я. Как же я могу знать, кто этот человек? Йети. Устраивает тебя?

Папа редко краснеет. Но сейчас на его смуглой коже отчетливо проступил румянец. Приятно, когда ты окружена такими искренне краснеющими мужчинами.

– Всё! – сказал папа. – Всё!

Если бы крокодилья морда не выглядывала бы сейчас из машины и не махала папе рукой в длинной-длинной, выше локтя, зеленой перчатке, медленно, настойчиво, долго – папа бы еще что-то сказал. Но ему было обидно, неловко, и он, упрямо опустив голову, потопал к машине. Поскользнулся, чуть не упал. Но – не упал! И не обернулся.

– Пока! – сказала я Саше.

– Но я не йети, – смеясь, негромко проговорил Саша.

– Разберемся! – ответила я и пошла домой.

Я видела, что Саше очень хочется пойти за мной, поехать вместе в лифте – он явно живет где-то выше нас, еще что-то спросить… Но он лишь улыбнулся и за мной не увязался.

Чтобы не изводиться мыслями о маме, о папе, о Надежде Ивановне, о дяде Коле, о Мошкине, о Саше и не ждать мучительно утра, я написала себе на листочке план действий на вечер, план из шестнадцати пунктов: 1. Убраться в шкафу. 2. Подготовиться к тесту по информатике и по физике. 3. Выучить три стихотворения Блока. 4. Вымыть пол. 5. Вымыть зеркала. 6. Погладить все стираное и не глаженное. 7. Вымыть холодильник – как раз там почти ничего нет, легко будет мыть. 8. Помыть всю обувь. 9. Протереть двери… и так далее.