Петер Ярош - Визит

— Нет!

— Ну, пойду, — огорчается женщина.

— Иди, они уже поют.

— Ай, ай, ай, — вздыхает Зуза, поправляет платок на голове и уходит.

Ондрей идет к дому. Он думает о Зузе: «Хорошая была девка, интересно, какая вышла из нее жена? Грудь уже не та…»

Ночи в сентябре холодные. Утром не так легко увидеть восход солнца. Все покрыто туманом. Туман густой, и, когда зазвонит колокол в соседней деревне, его хорошо слышно. А летом так не бывает. После обеда на жнивье выходят мальчишки за мякиной и запускают бумажных змеев на веревочке. Вечером пробуют крылья откормленные домашние гуси и покусывают электрические провода. Скоро спустятся с гор овцы, их колокольчики наполнят воздух предвестьем зимы. Ондрей ужинает чуть не до десяти часов. Ева легла полчаса назад, а он еще пьет подогретый самогон. Зачерпывает из кастрюли, наливает в рюмку и добавляет туда еще две-три шкварки. Все выпить он не может. Встает. Он достает из ящика длинный нож и засовывает за голенище. Потом зажигает лампу и привертывает фитиль. Лампа едва горит. Он гасит в комнате свет, закрывает дверь и выходит в темноту.

Двор Шимо и его хлев недалеко. Ондрея бьет дрожь, когда он открывает заднюю калитку, и он замирает, когда в загоне начинают ворочаться свиньи. Они раздраженно хрюкают, а один поросенок принимается грызть деревянный настил. Ондрей бьет его пестом.

За большой загородкой две коровы да маленький теленок. Ондрей светит на него лампой, теленок начинает крутить хвостом. Ондрей вешает лампу на гвоздь и вытаскивает из-за голенища нож. Он подходит к теленку, гладит его по спине и хватает за морду. Потом прижимает голову к бедру и другой рукой перерезает горло. Теленок сучит ногами, весь трясется, но не издает ни звука. Только клокочет кровь в перерезанном горле, и, когда Ондрей отпускает руку, тело падает на подстилку.

Проходит немного времени, и туша уже разделана. Ондрей выпрямляется и только тогда замечает, что он весь в крови. Руки, штаны, но главное — нож. Он не вытирает его ни соломой, ни сеном, а снова запихивает за голенище, и, когда уже хочет поднять и перекинуть через плечо полтеленка, дверь хлева отворяется и появляется Шимо.

— Это ты? — спрашивает Шимо мирно.

— Как видишь, — отвечает Ондрей.

— Я тебя ждал!

— Я пришел только взять свое…

— А как ты узнал? Ведь корова только вчера стелилась…

— Я знал! И старый Сепко подтвердил…

— Сепко? — удивляется Шимо.

— Да.

— А что, если ты не уйдешь отсюда?

— Уйду!

Шимо смеется и делает шаг вперед. Он медленно вытаскивает из-за спины руку, сжатую в кулак. Но в это время Ондрей распрямляется и вонзает Шимо нож в грудь по рукоятку.

— Эх ты!

Шимо опирается широкой спиной о косяк двери. Ондрей держит в руке нож, и с него капает кровь. Но раньше, чем он замахивается во второй раз, Шимо хватает вилы и втыкает Ондрею в живот. И так поднимает его к потолку. Но долго удержать не может: руки его начинают дрожать, кровь льется из его груди, силы убывают. Колени у него подламываются, он падает, а его брат Ондрей на него. Так они и лежат рядом: разрезанный пополам теленок и два неподвижных брата.

Утром их находит жена Шимо, Юла. Она окунает руки в застывшую кровь, мажет себе лицо и волосы и с криком выбегает за ворота. Собираются люди и стоят молча, потому что никому нельзя помочь. Ни Юле, которая сошла с ума, ни Еве, жене Ондрея, которую нашли висящей в темноте в погребе.

Только старый Сепко единственный усмехается. Трясущимися пальцами он перебирает свою редкую бороду, и радость его так велика, что она становится не под силу его слабому организму. Сепко падает, начинает грызть землю и застывает.

Теленка не закопали. Его съели жители деревни на поминках, а поминки были — и старики не помнят ничего подобного. Но это еще не все. Давно известно, приходит беда — другой отворяй ворота. Так и тут.

Упомянутые Малахи, как нам известно, не успели оставить никакого потомства, так быстро они поубивали друг друга. Но, пожалуй, это и к лучшему, потому что, если бы у обоих братьев были наследники, все кончилось бы трагичнее.

Однако после братьев осталось кое-какое имущество. Близкие родственники его разобрали, что кому под руки попало, и продали даже и мелочи. А среди прочего — вилы, на которые Шимо Малах наколол своего брата. Купил их сосед с верхнего края деревни Матей Клявый за двадцать крон. В этом, конечно, не было бы ничего особенного, если бы…

Матей принес вилы в свой двор, прислонил их к воротам. Там оставались они до самой зимы. Как только лег первый крепкий снег, вытащил Матей из-под навеса сани, запряг в них волов и собрался возить навоз в поле.