Алексей Притуляк - Узник №8

— Ну, здравствуй, женишок, — улыбнулась она, увидев, что узник открыл глаза.

Стремительно приняв сидячее положение, он поздоровался.

— А я вот тебе слово своё принесла, — сказала она.

— Слово? — не понял он со сна. — Какое слово?

— Ну, я ведь обещала. За изнасилование. Награду.

Узник подскочил, схватил девушку за руку.

— Муха! — вскричал он. — Неужели вы принесли муху? О радость, о счастье, о благие tempora, [3] Tempora — времена ( лат ) о несравненные mores! [4] Mores — нравы ( лат. ) Хороша ли она?

— Смотри сам, — отвечала она, улыбнувшись, присев рядом с ним и разжав руку. — Ой!

Узник, кажется, ничего не увидел — то ли муха так быстро вспорхнула с раскрытой девичьей ладони, то ли её и не было там вовсе. Но дочь надзирателя, сопровождая взглядом полёт невидимого для него насекомого, улыбалась и показывала пальцем. «Смотри, смотри, какая красавица!» — говорила она. «Да, да», — отвечал узник, пытаясь разглядеть муху и не видя её.

— У меня к вам ещё одна просьба, госпожа дочь надзирателя, — сказал он немного погодя просительно. — Не могли бы вы принести мне бутылочку какого-нибудь растворителя для масляной краски?

— Растворителя? — удивилась она. — Какая странная просьба. Зачем тебе?

— Я недостоин, — коротко объяснил он.

— Не поняла.

— Я недостоин окна. Пусть камера моя будет глуха, как зиндан, как яма смертника, как гроб, как могила, как смерть. Да и муха тогда не сможет улететь.

— Окна? — она оглянулась по сторонам. — Какого ещё окна? У тебя и так нет окна.

Узник кивнул на нарисованное окно.

— Это? — рассмеялась дочь надзирателя. — Это мазня какая-то, а не окно.

— Да, художник из меня неважный, — улыбнулся он.

— Но муха не сможет улететь через намалёванное отверстие, — пожала плечами дочь надзирателя.

— Кто его знает, — задумчиво произнёс узник. — Может же ангел силою своих крыльев раздвигать стены и проходить сквозь них. Почему бы и мухе не суметь улететь через нарисованное окно.

— Но без окна тебе будет совсем скучно, бедненький, — пожалела она. — И духота станет ещё больше.

— Ничего, — замотал головой он. — От скуки ты меня избавила — ведь у меня теперь есть муха. А я, по винам своим, не достоин даже и такого неказистого окна.

— Теперь у тебя есть муха, — повторила она его слова и, жеманясь, добавила: — А я? Меня разве у тебя нет? Или я значу для тебя меньше какой-то мухи?

— Ну что вы, что вы, дорогая госпожа дочь надзирателя! — с жаром воскликнул он. — Конечно! Так принесёте?

— Принесу, куда же от тебя денешься, сердцеед, — не переставая жеманиться, тихонько произнесла она. — Что ж теперь делать, если влюбилась в тебя по уши.

— Да? — с некоторым самодовольством улыбнулся он. — А давно вы меня полюбили?

— Давно, — кивнула девица. — Ещё с тех самых пор.

Она сама припала к его губам быстрым поцелуем, но строго отвела его руку, когда он попробовал обнять её за талию.

— Всё, — шепнула она, — мне пора.

И выскользнула из камеры.

Тогда узник поднялся и принялся обходить камеру, выискивая глазами вожделенную муху. Он напрягал зрение, разглядывая серую стену, то и дело принимая за муху какую-нибудь тень, впадинку или пупырышек. Несколько раз он, восклицая «Ах, вот ты где, моя красавица!» бросался к стене и тут же отступал, поняв, что в очередной раз ошибся.

В конце концов, потеряв терпение и силы, он улёгся на топчан, взял в руки фон Лидовица и принялся читать.

«Каждое твоё деяние, совершённое или несовершённое, — писал фон Лидовиц, — начинается помыслом или безмыслием, а заканчивается расплатой».

И дальше: «Не думай, что лишь за совершённые деяния будешь ты расплачиваться, но и за те, совершения коих всячески старался избегнуть, ибо избегая, ты совершал несовершение, то есть, иными словами, предпринимал действие по непринятию действия, иначе именуемое бездействием, каковое бездействие, будучи предпринятым тобою и возвратясь к истоку своей метаморфозы, обращается действием по бездействию, а следовательно, предполагает ответственность, кою, как тебе уже ведомо, Бог сущий ниспосылает человеку тогда, когда хочет наказать его за действие, за бездействие ли, равно же предполагает и расплату, кою, как тебе кажется, ты не выбираешь, но между тем выбираешь её именно ты и именно её, ибо в том и заключается предоставленная тебе Богом возможность выбора, чтобы мог ты выбрать себе расплату, которую понесёшь, даже если тебе кажется, что ты выбираешь лишь бога, от которого ждёшь награды за радение к святости или наказания за грех, кои в свою очередь являются не чем иным, как всё теми же действием и бездействием, причём действием, а равно бездействием может явиться как святость, так и грех, равно же как действие и бездействие суть Бог, из чего следует не только то, что грех — это не всегда бездействие, а святость — не всегда действие, но и то, что святость и греховность — это по сути одно и то же состояние, особенно если мы говорим об отношении оного к действию или бездействию, sic». [5] Sic — так ( лат. )