— Для реакции — лучше…
Спирт слоился гибкими прозрачными волнами, перемешиваясь с водой.
Наконец решив, что хватит, Кутя резко выдохнул, крутанул банку и опрокинул ее в распахнутую пасть. Потряс пустую банку, судорожно вздрогнул, поморгал немного и, блаженно зажмурившись, выдохнул:
— Прямо в организм. Как врачи велят. Где, говоришь, яблочко-то?
Кутя догрыз яблоко, два оставшихся положил в карман. Перегнулся снова, к соседней могиле, вдавил пустую банку в холм, собрал в нее раскиданные нарциссы, попрощался и направился наверх к часовне.
— А не коротковата?.. У нас гроб-то длинный, метр девяносто! — крикнул ему вслед пожилой.
Кутя обернулся и пошел обратно: специалисты!
— Короткая? — Он усмехнулся. — Да сюда двоих запихать — и еще останется. Подбой-то видели?.. Посмотри, посмотри!.. На! — передразнил он молодого, заглянувшего в подбой. — Тут все по науке. Место широкое, открытое… В другой раз велят копать, а копать-то некуда: ограды со всех сторон или дерево мешает. Бывает и вовсе завал. Вы, положим, ходите редко, а с боков — попроныристее народ, понаглее: для своих могилок больше места оттяпать хотят. Они на вашу могилку втихую влезут, ограду поставят, а там, глядишь, и памятник. А вот вы своего упрятать, ну, захоронить в смысле, хочете, а хоронить места нет. Хорошо — ограда, ее и снять недолго, а если памятник, да ростом с тебя?.. У него фундамент один… Считай, на метр раствором залит, поколоти-ка его, я посмотрю!.. А хоронить надо, куда его денешь, покойника. Получается: право — есть, а места нет. Тогда чего делают? Колом опускают. Окно только метр на метр открывают и, как колодец, копают, и подбой больше выбираешь. Гроб перевязывают в головах: врастяжку по два с каждой стороны держат, а ноги только слегка в яму заправляешь; и так, отвесом, почти вот встоячку, засовываешь.
Пожилой заморщился.
— А ты не жмурься, работа такая, не в конторе бумажки ворошишь. Своя механика. А чего делать, не на другое же кладбище. Семью разбивать… Здесь вместе и лежат пускай, рядышком. И навещать всех разом, и недалеко, все же центр... Такие дела.
…У часовни было пусто. Да и кого в такую рань принесет — восьми нет. Кутя посидел чуток на гранитном оковалке, невесть как оказавшемся у часовни. Кому он только понадобился: без полировки и формы никакой… А ведь кто-то пер приспособить куда-нибудь. Кутя полез за куревом, наткнулся на яблоки и подумал, что неплохо бы сейчас пивка.
Он, покряхтывая, поднялся с холодного камня и двинулся к воротам.
У трафаретной пригревалась на солнышке неистребленная псиная братия. Завидев Кутю, псы оживились. У них с Кутей был особый контакт. Перед пасхой, когда кошкодавы дезинфекции понаехали и проволочными петлями в момент всех повыловили, он вымолил у них двоих, самых любимых: Блоху и Драного.
Бутылку отдал (у Молчка выклянчил) и пятерку, что за яму получил. Все денное наработанное.
С того раза месяц не прошел, а уж песья опять набежало. Откуда только! Опять посетители жалобы пишут. Опять кошкодавы пригудят. Паразиты!
Кутя зашел в трафаретную, порыскал глазами, сгреб в газету кильки и черствый хлеб. Кинул собакам. Те завозились. Драный, конечно, к себе все стянуть норовит. Ясное дело, посильнее других и попровористей. А сбоку так и не зарос.
Это Воробей с Драным зимой пошутил. Сам потом рассказывал.
Глядит, утром трясется пес у дверей в котельную.
Воробей котел завел слегка и посадил кобеля внутрь на колосники. Драный прям как прижился. Воробей дверку прикрыл и ногой держит. А сам в поддувале ворошит. Занялось в котле покрепче, пес завозился, не нравится. Воробей еще… Пес заорал и забился в дверку. Пес орет, а Воробью хохотно. Потом выпустил.
Бедолага как припустил из котельной да в снег… Зашипел в снегу и потух. Теперь — Драный.
Кутя слова тогда не сказал Воробью, но от самогона воробьевского отказался. Правда, раз. Потом пил, уж больно хорошо гнал Воробей: через уголь и с марганцовкой.
…Псы подлизывали пустой асфальт. Кутя отдыхал глазом на собачье.
— Чего, дармоглоты?.. Постричь вас, что ли?.. Под полубокс… Чего-нибудь вам надо, для красоты… Погодь, погодь…
Он сунул руку за прислоненный к стене огромный треснувший кронштейн и вытянул оттуда охапку пожухлых венков.
Венками торговали и в тупике перед входом на кладбище.
На проволочное кольцо прицепляются бумажные цветы и окунаются в расплавленный стеарин. Подсох — готово.
Милиция гоняла веночниц, но справиться не могла, все равно торговали.
Читать дальше
автора "Томочка". Кстати, помечен он был как "личное". Меня и тогда и сейчас это биографическое воспоминание о матери зацепило
и довольно ощутимо. Как отдельная глава (по- моему пятая) вставлена в книгу "Чёрно - белое кино".
А звать её Томочкой и только так она заставляла своё непростое окружение поскольку ненавидела своё имя Тамара. Прочтите - не пожалеете.
Вот там и упоминался процесс написания этой повести под названием "Кладбище".
Первый его литературный опус, который произвёл эффект разорвавшейся бомбы и навесил ему звание "очернителя и гробокопателя".
Ну, если вспомнить год публикации (1987), то и ничего удивительного в том нет. Ибо ИДЕОЛОГИЯ. Правда (особенно горькая правда "основанная на действительных событиях" , как сейчас модно помечать всякую хрень - строго в рамках этой самой идеологии.
Что касается самой повести (по ней снят и фильм), то прочел я в комментариях к нему замечательную фразу- "это не кладбище, это срез общества
обычных людей со своими пороками, грязью, раболепством и мерзостью...". Можно разве добавить, что описанное в повести отнюдь не потеряло
своей актуальности. Более того в нынешнем светлом капиталистическом настоящем обрело куда как масштабные и "совершенные" формы.