Церенц - В муках рождения

– Когда я собрался ехать к тебе, ко мне прибыл гонец от княгини Рипсимэ, умолявшей меня приехать к ней в Багдад. Ты был счастлив, удача сопровождала тебя, а княгиня томилась в тюрьме, и я сказал себе: «Будь на моем месте Гурген, он поехал бы в Багдад». Я так и сделал. Я думал, что сумею быть полезным князьям Арцруни, помогу выйти им из тюрьмы. Дела вначале шли удачно, но Абу Джафр был как хищный зверь, никто не знал его намерений, он их поминутно менял. Его приспешники сами были в смятении. Поэтому мы надеялись только на приезд спарапета, который с помощью востикана мог освободить пленных нахараров. Приезд его затянулся. Когда же он приехал, его тут же заковали в цепи и бросили в темницу, так как он отказался принять магометанство. Чем он мог нам помочь?.. Княгиня в отчаянии, услыхав, что сын ее, Гурген и внук, Дереник, отреклись от христианской веры и по приказу востикана возвращаются на родину, уговорила меня ехать с ними как советника. И я хотел вернуться на родину, но Багарат из угоды к неверным обманом задержал меня в Багдаде еще на год. Там я услыхал, какие козни строились против тебя, и с трудом сумел тайно бежать из Багдада.

Вернувшись в Васпуракан, я узнал, что ты, разочаровавшись в людях и судьбе, уехал в Грецию.

Подоспей я раньше – не пустил бы тебя. Тогда я поехал в Сасун, и забрав свою семью, проехал через Тарон и Васпуракан, где народ благословлял твое имя и восхвалял твои подвиги. Одну ночь мы переночевали в столице Рштуника. Там безутешный старик, хранитель крепости, рассказал нам о твоем детстве, вспомнил твое первое возвращение из Греции, твой последний приезд. Он говорил мало, но я понял многое. Все, что было темного для меня в твоей жизни, стало ясным.

– Чего ты не знал из моей жизни? – сказал с горечью Гурген, подавляя вздох.

– Все, что еще оставалось тайным. Когда утром наш караван стал готовиться в путь, я с удивлением увидел, что смотритель Хурен со своей семьей тоже собрался ехать вместе с нами. Он мне объявил, что ему опротивела служба у князей Арцруни, и он собрался ехать к своей старой княгине Рштуни в Андзевскую область. Благодаря ему и мы были приглашены в крепость Кангуар, и княгиня Андзевская, правящая областью из-за болезни мужа, князя Мушега, оставила нас гостить у себя несколько месяцев, пока в Акэ восстанавливали мой замок. Там же, в Кангуаре, мы узнали о том, что тебя взяли в плен и стали думать о твоем освобождении. Это было очень трудно: нечестивцы все время меняли место твоего заточения. Бедный Вахрич, который нашел меня в Акэ, исходил всю страну от запада до востока и от севера до юга, пока узнал, что тебя перевели в крепость Гмбет.

– Где же сейчас Вахрич? – воскликнул Гурген.

– Где-нибудь здесь, на дворе.

– Что же он, плут, не показывается? – сказал, усмехнувшись, Гурген и крикнул зычным голосом: – Вахрич!

– Прикажи, господин мой, – отозвался верный слуга и подошел поцеловать его руку.

– Что ты не показываешься? Так ты беспокоился обо мне, когда я был в плену?

– Разве твой слуга может служить другому и не беспокоиться о тебе?

– Ну хорошо, пойди теперь отдохни, – и Гурген обратился к Хосрову:

– А теперь что мы будем делать?

– Отдохнем немного и отправимся в путь. Переночуем в одном из хойских сел, а на другой день приедем в Кангуар.

– Прекрасно.

В это время юноша, выходивший из землянки во время беседы с Вахричем, принес и поставил в угол громадный меч, щит и копье.

– Хосров, твои племянник – изумительный парень, обо всем позаботился, – улыбнулся Гурген.

– Да, обо всем.

– Куда же он ушел сейчас?

– Он ночует в другом помещений.

– Да хранит его бог.

Гурген больше ничего не сказал. Он растянулся и уснул. Хосров вышел, еще раз обошел всех, расставил стражей и вернулся к Гургену.

Через два дня наши друзья приехали в крепость Кангуар.

Игумен Духова монастыря – Теодорос, Хосров и Гурген отдыхали, когда в комнату вошла княгиня Эхинэ, чтобы приветствовать их с благополучными прибытием. Это была та самая комната, в которой Гурген виделся последний раз со своей любимой.

Гурген до ухода игумена держался безразлично, но когда в комнате остался только Хосров, сказал:

– Эхинэ, я не в силах благодарить тебя. Я могу оценить твой поступок только сердцем, которое готов за тебя бросить в огонь. Ты поистине поражаешь меня: во всех твоих действиях я вижу столько предусмотрительности, столько мудрости, что потеря тебя для меня делается еще чувствительнее и горше.