Анатолий Жук - Бульвар

— А я хочу вернуться к своему предложению, — настойчиво высказывалась Бляшева. — Написать письмо и отказаться: нет у нас достойных.

— Люди, вы что? Подумайте только: вам предла­гают деньги, а вы от них отказываетесь, живя при этом в нищете. Действительно, это какое-то безу­мие! Вы думаете, другие театры откажутся? Да они ухватятся за эту премию хваткой бульдога и будут доказывать, что только они и достойны этой пре­мии. А мы в позу невинных становимся: чистые и справедливые и не хотим опускаться до обмана, вра­нья и порока. Бросьте. Наши артисты, предложен­ные главным режиссером, на все сто процентов со­ответствуют требованиям этой премии. И не нужно унижать себя разными угрызениями. Я понимаю, деньги большие, и не все их могут получить. Но, тем не менее, сегодня эти трое — лучшие и достойные, — на одном дыхании выдал Коньков.

— Будем голосовать, — взял слово Андрон. — Итак, поступило два предложения: первое — преми­ровать троих вышеназванных кандидатов, второе — писать письмо и отказываться от премии. Голосуем: кто за первое?

— Я не желаю принимать участие в этом фарсе, — сказал Семенчик и вышел из кабинета.

— Что же, это личное дело каждого, — спокойно заметил Андрон. — Будем голосовать.

За предложение Андрона было семь голосов, за предложение Бляшевой три.

Андрон наживал себе новых врагов. Активисты, противники Андрона, шастали среди артистов и собирали подписи под новым пос­ланием в министерство. Это было заметно на следую­щий день, после заседания художественного совета.

***

Со Светой мы встретились через три дня. Она по звонила и коротко сказала — хочу! Я был свободен. Как раз перед ее звонком я вернулся с радио, вечерних репетиций у меня не было. И еще радовало то что я был при деньгах: получил аванс в театре и на радио заплатили.

Холодильник был пустой, и сразу после звонка я бегом в магазин. Приятно иметь деньги, человеком себя чувствуешь, хозяином, уважение к самому себе просыпается — чувство довольно редкое, но стоит того, чтоб за него бороться каждый день.

В магазинную корзину загрузил бутылку водки, шампанского — хоть и Светино шампанское дома было, но еще одна бутылка не помешает. Взял хлеб, колбасу, шпроты. На уличном рынке купил бананы, апельсины, ветку большого синего винограда, две большие груши.

По дороге зашел в банк, купил пять долларов.

Стол получился отличный. Во всяком случае, я так думал. Принял душ, побрился, почистил зубы, надел новое чистое белье, рубашку, штаны.

Свету увидел через окно. Красиво шла: шаг ров­ный от бедра. Волосы — белый лен, подбрасывались вверх при каждом шаге. Белое платье с глубоким вырезом впереди, с чуть заметными, как небо, го­лубыми цветами, парусом развевалось на ней. На мгновенье я даже заметил белые плавки под ним. И легкая волна чувств пробежала по моему телу. С замиранием сердца ждал звонка. Когда он реза­нул короткой циркуляркой — сердце екнуло.

Вот гадость! Давно нужно его сменить. Разве нор­мальный человек терпел бы такое чудовище, кото­рое каждый раз пугает своим звуком!? А я терплю. У меня руки не доходят заняться им. То денег нет, то времени. Хотя отговорки все это. Здесь самая обыкновенная лень и безразличие к быту. А еще руки, как говорится, не из того места растут.

На пороге Света поцеловала меня в щеку, быстро сунув мне в руки сумочку.

— Держи, я в туалет. Еле дошла.

Я прошел в комнату, стал ждать. В тишине слыш­но, как струя звонко бьется об унитаз. Зачарованная и непонятная тоска возникла в моем сердце. Во мне было что-то такое, чего я никогда в жизни не чувс­твовал и, честно сказать, не знал. Мне до дрожи, до безумия захотелось стать под этот кипучий ливень чистоты всем своим, что дал мне Бог великой щед­ростью, обмываться, заплакать, попросить проще­ния за все-за все у тех, кого знал и не знал... кто были и будут еще...

— Что с тобой? — дернула меня за рукав Света.

— Ничего... А что? — встрепенулся я.

— Ты какой-то странный... У тебя дрожат губы.

— А-а-а... Это я проигрывал про себя роль, которую сейчас готовлю.

— Какую роль? — удивилась Света.

Я понял, что проговорился; где и кем работаю, я Свете не говорил. Теперь не знал, как выкрутиться, чтобы сохранить в тайне свою профессию.

— Так какую роль ты проигрывал? — настойчиво выспрашивала Света.

Не нашелся, что соврать, поэтому признался чес­тно:

— Я актер, в театре работаю.

— Актер! — удивленно воскликнула Света.

Ее глаза раскрылись на всю ширину своей удиви­тельной голубизны.