Анатолий Жук - Бульвар

Оставшийся путь домой пробовал разобраться в чувствах: рад я или не рад неожиданному приез­ду Лины? Почему она приехала? Скорее всего, вы­нудила какая-то институтская необходимость: под­тянуть «хвост» или, может, привезла какую-нибудь преддипломную работу. Лина заочно училась в педуниверситете, и этот год был у нее последним.

Мы познакомились четыре года назад, зимой, сразу после Нового года. У себя на бульваре я выхо­дил из хлебного магазина, она стояла на тротуаре, в нескольких шагах от крыльца. Дело было вечером, я возвращался после спектакля домой и был немно­го навеселе. Настроение бодрое, игривое и, конечно, не мог пропустить грустную девушку. Поинтересо­вался, почему она грустит одна. Она сказала, что приехала к подруге, а той не оказалось дома. И она решила ее подождать. Я предложил сделать это у меня — чего мерзнуть на холоде?! — заодно и Новый год отметить. Немного помявшись, она согласилась. Мы просидели часа два, пили шампанское, разгова­ривали. Она оказалась учительницей начальных классов в Вилейке, после педучилища решившей за­кончить педуниверситет. На следующий день она позвонила, и я не без труда вспомнил ее имя, потому что после ее ухода ко мне зашел сосед, и мы хорошо посидели с ним по поводу Нового года. А еще через день она опять была у меня в гостях и осталась ноче­вать. Почти всю зимнюю сессию — две недели — она жила у меня.

А в тот вечер, когда она осталась, мы пили «Вер­мут», целовались, и я отметил, что отдается она этому страстно. Попросила выключить свет и, как только разделась, достала из сумочки презерватив, предложила мне надеть. Я сказал, что никогда ими не пользовался (это действительно было так). А если она боится чего-то плохого, скажем, «французско­го насморка» или чего-нибудь похуже, так пусть не сомневается: я чистый. А с презервативом это то же самое, что купаться в резиновом костюме. Если бо­ится забеременеть, то я в последний момент выйду из нее. Лина ответила, что знает меня мало и лучше все-таки надеть, хотя и ей с презервативом не очень нравятся: она любит ощущение того живого тепла, которое вливается в нее из мужской плоти. А забере­менеть она не боится... Я был немного удивлен. Ведь чуть ли не все мои женщины только и заботились о том, чтобы не забеременеть. Позже Лина призна­лась, что даже мужу не позволяла кончать в себя. И это потому, что не любила его. Замуж вышла, под­давшись уговорам матери: мол, парень неплохой, из богатой семьи. Родила дочь, но чувства к нему так и не появились. В конце концов, развелись.

В первые наши встречи, когда мы начинали раз­деваться, чтобы лечь в постель, Лина обязательно просила выключить свет. Это меня удивляло и сме­шило: совсем недавно замужняя женщина, мать — и стесняется. А она не притворялась: так и было. Од­нажды очень обиделась на меня: я включил свет (сделал это специально), когда она была совсем го­лая. Это был такой крик, как будто ее интимный по­кой внезапно нарушил неизвестно откуда взявшийся незнакомец. Она плакала, и мне пришлось ее угова­ривать и просить прощения. «Меня муж никогда не видел раздетой», — всхлипывала она.

«Ну что ж, пусть будет так, как есть, — думал я. — Существуют птицы ночные и дневные. Лина — ночная, пока ночная. Не нравится ее пуританская скромность — гони. А нет, тогда терпеливо жди эво­люции, когда из темноты она постепенно начнет выходить на свет, привыкать к нему и быть уверен­ной во всех своих действиях и в своем поведении. Как это было' миллионы лет назад, из глубин океа­нов на сушу выползали разные создания, обживали ее, и уже никогда не возвращались назад, во мглу вечного безмолвия, так как тогда опять нужно было бы отказаться от солнца, от ветра, от запаха цветов, от птичьего пения».

Вот такая же незаметная эволюция происходи­ла и с Линой. И, конечно, не без моего участия: на минутку свет позже выключу, когда начинаем раздеваться; бывает, включу его среди ночи, когда ле­жим с откинутым одеялом после бурной любви, как будто только для того, чтобы найти кружку с водой, которую заранее засовывал куда-нибудь подальше.

А пиком моего тонкого непринужденного вмешате­льства в Линин эволюционный процесс были попыт­ки заняться любовью под утро, когда уже светло. Сначала это был испуганный, даже агрессивный от­каз: натягивала на себя одеяло и закрывалась со всех сторон. Но с каждой новой моей попыткой сопротив­ление слабело. И однажды, будто сквозь сон, Лина преодолела свой комплекс дневного света. Притворя­ясь, будто спит — только неровное, прерывистое ды­хание выдавало живое и несдержанное волнение — Лина не ухватилась за одеяло, когда я откинул его, впервые предстала перед моим взором во всем своем колдовском великолепии, не подала голоса протес­та. Будто спала. Будто ничего не заметила.