— Нет, — ответила она.
Тогда я понял, что даже в таком состоянии, когда нельзя сказать, есть ли у человека душа, или это — тень, пятно, всё та же номерок из дьявольского гардероба, я не могу владеть существом полностью, хотя и нет никакого существа. Но всё же — я не писал эту повесть. Она прожила ее самостоятельно. И она продолжает что-то искать и не слышать — ей нужно не слышать, какие-то скрытые силы влекут ее куда-то в сторону спорадических посевов, и я ей не нужен.
Хотя я всё могу. И это вообще — это не жизнь. Это материализация замысла. Я могу щелкнуть пальцами, и появится водитель на лимузине.
— Куда едем? — осведомится он.
И да, мы куда-то поедем, и не важно, не важно, что будет вокруг. Какой угодно пейзаж. Рай или ад.
Конечно, музыка играла, потому что там сидел гарсон с плеером.
On a cold October morning
As frost lay on the ground
Waiting to make my move
I make no sound
Всё просто, и всё сложно, и я решил с ней не играть. Можно было, конечно, сказать, что я — злой ребенок с искусственными глазами, или улучшенная версия бродячего пиджака-призрака из наших коридоров. Но — ни осудить, ни похвалить. Потому что другого нет, я один, и это всё — моё темное тело, и, в конце концов, я нанялся на эту работу. Только и всего.
— Ладно, — сказал я.
— Я пойду к нему, — сказала она.
— Идите.
— Не может быть. Вы сгорали от страсти? Когда-нибудь? Так сильно, чтобы никого не замечать?
— Я уже сгорел, — сказал я, — а когда человек сгорает, его бросают как медную вещь в спирт, чтобы немного почистить. Идите, пожалуйста. У вас будет свобода выбора, хоть это и блеф. А мне надо идти.
Она обняла меня с дежурной благодарностью. Я ощутил скрытую боль. Побольше бы…. Крови. Но крови нет, только синий песок. Он обеспечивает быстрое перемещение, быструю трансформацию. Прямо сейчас открыть окно и совершить побег, прыжок в никуда, всё в черту. Экстренный разрыв контракта. Никаких выплат. Никакой пенсии. Никакого Улья — там все будут тыкать пальцами, рогами, хвостами — мол, что ты, ты неудачник.
Может, и Улья нет? Бесконечный цикл. Как же поступить. Вернуться и посмотреть ей в лицо и сказать — хотите выйти? Ведь недавно я работал в газете. Разве я не работаю там и теперь? О чем я пишу? Должно быть, банальные и скучные новости.
Тогда, тогда надо будет всех выпустить, земля лопнет, и всё.
Я вернулся.
— Что это? — спросил я.
— Infinite dreams, — ответил гарсон, — музыка должна быть плотной и тугой, как резина. Это вам нравится. А что до меня, то мне нравится все, что существует. А как иначе?
Infinite dreams I can» t deny them
Infinity is hard to comprehend
I couldn't hear those screams
Even in my wildest dreams
— Давай организуем рок-группу, — сказал я, — это альтернативно, гарсон. Одно и то же. Не знаю, как ты. Может, ты изленился, может, тебе ничего не надо. Но ведь когда-нибудь будет развязка. А потом — уже совсем ничего. Я думал об искусстве, а также о том, чтобы спуститься, наконец, и проявить себя. Но быть кумиром толпы не модно, да и никто со мной не сравнится, люди из чувства зависти начнут бросать в меня тухлые помидоры, и меня никто не оценит — всего лишь потому, что в мире отсутствует ценность и честь. Представь себе — это слишком идеально. А хэви-метал не бывает идеальным. Он тяжел. Можно стучать. Можно кричать.
— Можно попробовать. У меня скоро отпуск.
— Не скоро.
— Тысяча лет.
— Нет, ковать металл надо, не отходя от кассы. Хотя, знаешь, я импульсивен. Давай подумаем позже. Еще коньяку.
There's got to be just more to it than this
Or tell me why do we exist
I'd like to think that when I die
Хорошо, должно быть, что есть на свете Брюс Диккенсон. Я могу прийти, поклониться ему и сказать: признаю, что ты важнее, чем я.
Но — всё то же. Ячейка. Коллекция. Гербарий. Мне уже и самому это надоело.
Тогда я открыл дверь, и моя роль закончилась. Я был в своей квартире, из открытой на балкон двери доносился поток воздуха, смешанного с запахом обыденности. Всё было просто. Соседи жарили картошку.
Ключи были при мне. Должно быть, следовало поспешить — где-то там начиналась Свадьба. Там, далеко, и лишь в голове это отзывалось музыкой, шипением, как будто понемногу испарялся мозг. Первое время я думал, что неплохо было бы отправиться на работу в газету, чтобы проверить — работаю ли я там. Но наваждение вскоре ушло. Конечно, о чем речь. Я там работал, я писал статьи. Мне даже позвонил Главный, и я едва не спросил у него — как там дела на Донье Пас, но вовремя остановился. Я лишь поставил его в эту роль, на деле — это был кто-то вроде меня, мой темный предшественник, успешный кандидат, идеальный работник.
Читать дальше