— Что я знаю? — спросил я, зевая.
— Ага, ты опьянел. Копия в мире мертвых и душа — это не одно и то же.
— Но что же это, Пиджак?
— Душа перерождается. Личность кладется в хранилище. Достаточно логики, чтобы догадаться.
— Но я уже знаю.
Да, я понимал, что так оно все и работает, но что делать, если одна из них сумеет попроситься на волю? Это сложно, это непросто, это вообще в первый раз? Я еще не проверял крепость своей воли.
— Мне надо отыскать внутри себя какие-то чувства к ней, — подумал я, — но звучит странно, ведь, будучи одной потухшей звездочкой, она олицетворяет всё моё бытие. Не знаю. Я найти среди формуляров запись о её жизни и даже инсталлировать её заново. Но зачем. Сказать себе, проснись. Нет, зачем себе. Имманентное ощущение о знании оставит меня при своем.
Мне предстояло открыть хранилище и выпускать тени из коллекции. Их было много, и все они желали говорить, считая меня кем-то большим и главным. Хотя все это так и было, они думали о кем-то другом изделии из мира мыслящих единиц.
— Это ты.
— Это я.
— Спишь?
— Да.
— Когда ты спишь, ты видишь сны?
— Не знаю. Сейчас кажется, что вижу.
— В прошлый раз я выпускал тебя в твое прошлое, — сказал я, — вон, видишь, то окно. Там — твой город и твое время, и все, кого ты знал, живы. Ты можешь делать всё, что тебе пожелается.
— Когда ты меня заберешь?
— Если хочешь, я сделаю так, чтобы ты не знал, что тебя нет. Виртуализация практически моментальная. Ты будешь жить полноценной жизнью, но она будет ровной, без всего того, чем была наполнена твоя реальная, та, далекая жизнь.
— Почему?
— Считай это райским садом. Я же тебе обещал в прошлый раз. А ты думал, что тебя выпустят в сад при стерильной клинике? Нет, может быть, такое и бывает, но я против.
— Но что там будет?
— Все, что ты хочешь.
— Это все не настоящее?
— Ты не узнаешь. Если хочешь, я дам тебе возможность кое-что видеть во сне. Тогда ты будешь задавать себе вопросы, кто я, зачем живу, и ты будешь не в курсе.
— Ты можешь сделать и так, что я буду в курсе.
— Конечно. Высшая степень бытия — игра. Поиграй.
— Надо проснуться. Ты мне уже говорил, что там, далеко, у тебя не всё складывалось.
— Я знаю, он или я, — сказал я, — может быть, нет его, и мне всё это кажется. Иди.
Я его отпустил, и Он его отпускал. Он, другой, кто был до меня. Но он его не на свободу отпускал, и иллюзия мира была эфемерней, примитивней, и, потом, что здесь уже ничего не менялось. Я попросил, чтобы мне принесли часы. Появился прежний парень, может и не парень, но как его было назвать? Мальчик. Старый мальчик. Динозавр рода человекоподобных. Биоконструкция в одежде?
Гарсон.
— Гарсон, — сказал я.
— Как вы думаете, — проговорил он, — если вам дали отпуск, что бы вы придумали?
— Одно и то же, — ответил я, — понимаешь, дают тебе набор карт, ты разложил уже все виды пасьянсов, и ты уже знаешь, да, все будет красиво. Новый прекрасный пасьянс. Отпуск. Залегание во льдах. Ты превращаешься в прекрасную вечную воду, холодную и прозрачную, и Север осязает тебя, омывает твое тело своим вечным благородством. Ветра — большие и синие. Человекам страшно, только высокие души идут, тащат свои лямки, и никто не знает, зачем они это делают? Что покорять? Я лежу, наслаждаясь. Умиротворение в душе. Нет ничего более великого, чем это. И я понимаю, что поэзия спячки такого льда близка к абсолюту.
— Да, вы насобирали тут множество личностей. Вот, например, поэты, — заметил гарсон, — словно бы обычный человек ни чем не интересен, а любая особенная личность придает дополнительные силы.
— Но там много всяких людей, не только поэзия, и если бы рассматривать все как коллекционирование (а так же кто-то говорил мне), то получается, что вроде бы я ни чем не отличаюсь от любого другого коллекционера, пусть даже филателиста. Хотя марки — только бумажки. Их смысл нужно допридумывать.
— Искусство есть генерация. Хотя, конечно, есть и наука.
— Игра в судьбы — развлечение как будто банальное, — сказал я, — и чем дальше, тем грустнее. Снова судьба, снова всё предсказуемо, хоть бы кто-то восстал против всего этого, хоть бы один человек. Да я этого и не жду, потому что над этим надо работать. Надо встать со стула и пойти туда, наверх, я даже не знаю, есть ли у Системы централизованный пункт, чтобы там хотя бы спросить — что дальше? Так и будет вся эта катавасия — жизнь, смерть, жизнь, смерть. Будет ли что-то новое? Наверняка там есть алгоритм.
— Может — цикл?
Читать дальше