Наталия Медведева - Любовь с алкоголем

— Давайте, ребятки, думайте. Отвезти тебя, а? У менеджера можно попросить ключ! Поздно, правда, уже…

— Нет там никакого менеджера и моей подружки нет! — Славка зло стукнула кулаком по машине, около которой она и стояла стремя… собутыльниками! Людьми, с которыми познакомилась несколько часов назад, напилась и теперь была изгнана, как и все остальные, из лофта Милоша.

Милош их, впрочем, не выгонял. Из ателье художника его лофт превратился в ночлежку и приют со своей иерархией и порядками. С типом, говорящим «вооще» — еще он говорил «штучки», имея в виду женские прелести, электронику-информатику, документы, которые ему не давали, и женское белье, потому что подрабатывал в магазине женской одежды, — Славка с ним выеблась. За перегородкой. Несколько таких было установлено в гигантском лофте, разделяя его на клетки-квартиры. Сам лофт находился в здании, идущем на снос. Одна из его стен была составной двора-колодца, куда выходили окна вполне нормальных зданий, не на снос. Там жили мексиканцы, недавно поселившиеся в Штатах. Никто не говорил по-английски. И вот эти люди вызвали полицию! Люди, трясущиеся от страха перед властью, отважились ее привлечь! Что-то специальное надо было для этого устроить…

Машина принадлежала типу с длинными волосами, завязанными в хвост, в модных сникерсах, похожих на копыта. То, что они были абсолютно новенькими, делало их вдвойне безобразными. Тип был музыкантом, но работал в автомастерской. Он себя называл Дан, на

верное, был Данилой. Если бы здесь была Наташка, она бы сказала Славке, какой он музыкант! «От слова мудак! Накупил аппаратуры — он как вол работает, живет в клетке почти, да еще в Сан Бернардино! — и не знает, что делать со всей этой техникой. Потому что у него мозги способны считать только на умца-умца. Это ритм такой, как в блатных песенках, вроде «Это было в летнем парке над рекой! А познакомился я с девушкой одной!» или диско «I've got the power!» и бит на двадцать тактов! Он играет, как все те, кто не знает, что играть. Арпеджио! По всей клавиатуре и на педаль подольше жать, чтобы был этот фон, гул, заполняющий пустоту и отсутствие таланта, воображения!» Но Наташки здесь не было, и Славке, собственно, было наплевать, какой он музыкант, главное, чтобы домой отвез, а то у нее денег-то с собой не было на такси… И вооще, как говорил этот рано полысевший тип, с которым она выеблась, «офицер по разложению войск и населения противника»! да-да, была, оказывается, такая должность в армии, то есть уже в разведке, он был специалистом по китайскому языку, говорил по-французски хорошо, по-английски, разумеется, и без акцента по-испански, все это будучи сербским варваром! — не дай бог они ее оставят одну, как она «вооще» в квартиру попадет?! Третий, язвительно отозвавшийся о «худооожничках», сам был «артист» — всюду и везде таскал в сумке на плече каталоги с выставок и даже несколько небольших своих работ. Чем-то похожих — тонкими линиями и такими же тонкими, будто вырезанными скальпелем, фигурками, не признающимися почему-то

в абстракции, — на сюрреалистического Хуана Миро. Влад был русским. Славка видела его пару раз. Его присутствие позволяло говорить по-английски.

В лофте — то есть уже в сквоте, раз дом шел на слом — Милош устроил праздник по поводу организации им Ассоциации Сербских художников. Ну, ясно, ассоциация нажралась… То есть это было ясно Славке. Трезвых она не видела, потому что… видеть не хотела и потому что… они-таки ушли в нормальное для трезвых людей время. Потом, не все, кто пил, напивались до потери сознания, до отключки, до пробела в памяти. Как Славка, не помнящая, где она снимала куртку, кто ее снимал с нее и где выпал ключ…

У нее все было продумано! План составлен! Прощай, Родина! назывался. Она купила эти антиалкогольные таблетки — длинная алюминиевая трубочка с грязно-белыми круглыми таблетками, разделенными на четыре части… Надо было продержаться без алкоголя 24 часа, чтобы принять таблетку. Но ведь надо же было попрощаться с любовью! С алкоголем! Напиться надо было. Напоследок. В последний раз… Она высчитала все! напиться, на следующий день — хуёво будет — похмелиться, на третий выпить совсем чуточку, на четвертый не пить вообще. Можно было спать двенадцать часов! Побежать на АА митинги'. В SPAN! В библиотеку! К психу! как она называла психиатра… Она бы предпочла, чтобы с ней кто-нибудь побыл в этот период, отвлекая ее… как с ребенком в квартире, где отовсюду торчат оголенные провода. Не было никого. А теперь эта компания алкашей появилась…