Наталия Медведева - Любовь с алкоголем

Напротив Кайзеровского госпиталя, вдоль дороги, идущей слегка в гору, тянулись одноэтажные постройки. На высоком фундаменте, они производили впечатление временных домиков строителей. Жалюзи на всех окнах были опущены. В проезде стояла машина Дагласа. Это и была его лаборатория.

Славица въехала в оставшееся в проезде место, слегка пихнув машину Дагласа вперед. Она хотела оставить мотор включенным, но передумала и, выключив зажигание, сидела в машине. «Он наверняка видел меня. Он знает, что это я. Что же он не выйдет?..» — Славка выкурила сигарету и вышла из машины.

Она поднялась по ступенькам к дверям, они были не заперты, и, войдя, она оказалась в коридоре. Она стояла там; жалюзи на полузастекленной двери колыхались еще. «Я здесь!» — крикнул Даглас откуда-то, из самого конца коридора, и она пошла в глубь, в темноту коридора. В тупике, справа, был проход в комнату. В ней горела настольная лампа. Это была обыкновенная лабораторная комната — длинные столы, стеллажи, полки и колбы, компьютеры и копировальная машина. Вильям стоял у длинного стола. Рядом с ним, в клетке, бегала норка, задирая острую мордочку вверх, принюхиваясь.

— Ты один здесь?

Даглас крутил в пальцах карандаш. Потом бросил его на стол. Норка забегала быстрее.

— Да. Если не считать этого зверя.

Славка подошла к нему и смотрела на норку, опустив голову. Скуластая девушка по-детски «шмыгнула» носом, и слезка упала на стол. Вильям провел ладонью по ее щеке и, опустив к подбородку, поднял ее лицо. У нее были большие глаза, и они блестели каким-то неоновым блеском, из-за слез, видимо. Он провел рукой по ее шее, и держал теперь руку у нее на затылке, под волосами и медленно водил пальцами, как гипнотизируя, усыпляя. И Славке хотелось, чтобы он ее гипнотизировал, и не хотелось быть мэтром. И его другая рука уже поднималась по ее бедру вместе с тканью юбки, скользящей по подкладке. Вверх, вместе с подкладкой, переходя на шелковистость чулка. Славка совсем откинула голову назад, положа ее в ладонь Дагласу. А его пальцы уже чувствовали голое тело, слегка напряженное над чулком. И они пошли вверх, выше — к невероятной нежности кожи между ног, у самой вершины опущенного вниз треугольника волос. Норка бегала, заострив мордочку.

Он скользнул по гладкости перед узкой полоской ткани, отделяющей, закрывающей от… и он отодвинул эту ткань и Славка, приподнявшись на носочках, опустилась на его пальцы. Ее голова как бы кружила слегка, и пальцы его будто повторяли ее движения. Она останавливала голову в его ладони, и пальцы его тоже останавливались, дрожа. Она кружила головой, и его пальцы кружили, и им становилось жарче, и, будто намагниченные, они не останавливались уже. И скользили во влаге.

Она плотно прижалась к нему, обвив своей рукой его шею, сидя на его руке, как на качелях, вибрирующих в ней, раскачивающих ее. И она вторила им дыханием и звуком, приходящим из живота и задерживающимся будто в горле, превращающимся в животный вой. И когда она кончала, она совсем уже кричала и сильно и глубоко опускалась на его руку, которая тоже превратилась в зверька. Как норка в клетке, которая металась, обнажая острые зубы. И глаза были совсем черные.

Она все сидела на его руке-качели. Сжав его руку крепко-прекрепко, чтобы она не двигалась больше, чтобы застыла там. И когда она, соскальзывая, посмотрела вниз, на его высвободившуюся руку, его пальцы были будто в молоке. «Птичье молоко», — подумала Славка, потому что это было что-то нереальное, не существующее в природе. И Вильям поднес руку к своему лицу и, глядя прямо на Славку, медленно стал класть, один за другим, влажные пальцы в рот. И они выскальзывали, медленно, из его губ. А Вильям смотрел Славке в глаза. Она поцеловала его в губы, пытаясь уловить, понять свой вкус. А норка сидела застыв, вздернув мордочку вверх.

— Я хотела извиниться…

— Я тоже… Ну, вот мы извинились.

— Я устроила жуткую сцену своей подружке. Мне было так жутко и мерзко потом, хорошо, что она опять уехала. Жаль, что мне некуда уехать… Я хотела поехать к тебе ночью, но потом испугалась. Как жаль, что ты живешь не один… Сколько сожалений…

— Может, я что-то устрою… переделаю. Ты хочешь… — Он не закончил, потому что не знал, как сказать «хочешь жить со мной» или «быть со мной» или что-то другое надо было сказать. — Я должен уехать на пару дней, но это ничего, да? Вернусь, и мы… придумаю что-нибудь.

— Хорошо, — сказала Славка, думая, что это вовсе не хорошо, то, что он уедет, значит, он не понимает чего-то, ее не понимает. — Я пойду. Поеду к сумасшедшему одному, мнящему себя режиссером. Но вроде он ставит спектакль, за который будут платить… — Она поцеловала Вильяма в щеку. — Пока… — И пошла, вышла из комнаты, шла по коридору, и ей показалось, что Вильям что-то сказал, но так тихо. Себе самому, наверное. Или норке.