Синтия Д'Апри Суини - Гнездо [litres]

Сложнее было со знакомыми или с наглыми любопытными незнакомцами. Многих останавливало краткое: «Я мать-одиночка». А многих нет. Надо было выработать какой-то особый ответ, который затыкал бы всех, но был не слишком интригующим, чтобы вызывать вопросы.

Еще она терпеть не могла жалостливые и сочувственные взгляды, сопровождавшие ее намеренно оптимистичное разъяснение, что она заводит ребенка одна. Оказаться объектом чьей-то жалости было просто нелепо, она-то чувствовала, что ей повезло, и только. Повезло, что у нее будет ребенок, повезло завязать отношения с родными Лео, развивавшиеся небыстро, но обнадеживающе; это она делала ради дочери, чтобы дать ей ощущение большой семьи.

Стефани была единственным ребенком овдовевшей матери, которая умерла много лет назад. Ей нравилось ее детство, она обожала свою любящую, отзывчивую, умную и веселую маму. Сейчас она жалела только о том, что не родила раньше: мамы больше не было, а из нее получилась бы потрясающая бабушка. Но в детстве Стефани бывало одиноко, и она надеялась, что Пламы примут их с Лео ребенка, и пока все так и было.

Если быть до конца честной, Стефани понимала, что устройство семьи, понемногу воплощавшееся в жизнь, оказалось для нее предпочтительным, поскольку было ей знакомо. А если быть уж совсем честной, раньше она не рожала ребенка в том числе потому, что не знала, что делать с его отцом. Сама Стефани спокойно жила и так. Мать, кузены и летние поездки в Вермонт, к любимому дяде, вполне удовлетворяли ее потребность в семье. Ночами, в темноте, когда никто не видел на ее лице довольной улыбки, она клала руку на вздымавшийся живот и признавалась себе, что, пусть этот ребенок и не был запланирован (не был, это Лео явился к ней на порог), в ту ночь, когда разразилась снежная буря, она не настояла на презервативе – буквально впервые в жизни. Такого не было ни во время самых хмельных приключений, ни в самые спонтанные моменты страсти.

Она не планировала беременность ( нет ), но не предотвратила ее и, если быть беспощадно честной, глубокой ночью, наедине с собой в спальне, в ее собственной спальне, положив руку на мягко поднимавшийся и опускавшийся в такт движениям ее крутившегося, лягавшегося, икавшего ребенка живот, слушая, как тихо поскрипывает дом, под одеялом, подвернутым именно так, как ей нравилось, она могла признать, что на самом деле случилось в ночь снежной бури: она дала маленький, даже крошечный шанс получить что-то от Лео, но не самого Лео. И ее это устраивало.

– Ты больше похожа на мужика, а не на девушку, – как-то сказал ей Уилл Пек, когда они были вместе и она спросила, не хочет ли он почаще ночевать у себя. Он не оценил ее любви к уединению. Стефани думала, что, возможно, так и есть. Хотя она не соглашалась со стереотипным представлением о женщинах как о более нуждающихся. Было в этом что-то неверное. Нет, конечно, некоторые женщины помешаны на том, чтобы выйти замуж, но мужчины, решившиеся на отношения, были не лучше. Разве не разведенные или овдовевшие мужчины так быстро женятся снова, разве не о них надо заботиться? И разве не женщины в возрасте заново изобретают свою жизнь сами по себе? Из всех ее друзей, чьи браки распались – а таких накопилось уже изрядно, – именно женщины обычно находили в себе мужество уйти от того, что рухнуло. Мужчины цеплялись изо всех сил.

«Ты еще будешь отбиваться от бруклинских разведенных папаш», – предупредила ее Пилар. Это было последнее, в чем нуждалась Стефани! Мужчина, у которого уже есть дети. Она встречалась с несколькими разведенными мужчинами – и бросила их; по ее мнению, они в основном рыскали в поисках кого-то, кто будет дважды в месяц на выходных помогать им с детьми. Они ее не особенно пленяли, эти мужчины, которых она собирательно называла «папочками». Хотя, надо признать, есть что-то привлекательное и даже немножко сексуальное в мужчине, который пытается собрать дочери кудри заколкой-пряжкой или заплести косичку.

Повернув в свой квартал, Стефани увидела сидевшего на крыльце Томми О’Тула. О, отлично. Он станет настаивать на том, чтобы занести ее сумки по лестнице в кухню, и она ему с радостью позволит. Она помахала; она бы не возражала, чтобы ей помогли донести сумки до дома. Но он не смотрел в ее сторону; он смотрел на пару, приближавшуюся с другой стороны. Женщина на костылях; черт, это, должно быть, Матильда. А мужчина рядом с ней, наверное, Винни. Они рано. Ну что ж, поручит им резать овощи. Может быть, Винни и сумки ей донесет.