Синтия Д'Апри Суини - Гнездо [litres]

На улице было прохладно, но Томми и Фрэнк Синатра сидели на крыльце, они очень это любили. Синатра занял обычный пост на третьей снизу ступеньке, поднял морду, настороженно глядя выпученными глазами и довольно стуча хвостом по цементному подъему ступеньки.

Томми рядом с ним уткнулся головой в руки и молился. Он уже давненько не молился – ни Богу, ни кому другому. Когда он был моложе, то верил, что можно молиться друзьям и родным, которых нет рядом. Он завидовал тому, прежнему себе, думавшему, что кто-то его слушает. Поначалу он перестал верить от лени, потом – от гнева, но сейчас у него получалось что-то вроде равнодушного бормотания. Он не назвал бы себя атеистом; атеизм требовал большей веры, чем у него, какой-то решительной определенности относительно всего таинственного, которую он не считал ни оправданной, ни возможной, ни достойной восхищения, ни даже желанной. Кто станет отрицать, что есть какая-то направляющая рука, какой-то замысел для этого мира? Можно было звать это наукой, но это тоже отвечало не на все вопросы. Томми не был ни верующим, ни неверующим. Не был ни чем-то, ни ничем. Просто выживал.

Долгое время после смерти Ронни он молился ей. Не только в те бесконечные месяцы на площадке, когда был потерян и в отчаянии, но и потом – годами. Ему было неловко об этом думать, но он и статуе тоже молился. Она превратилась в алтарь в его доме, пока однажды он не увидел себя со стороны, поймав отражение в зеркале: сидит на складном стуле, разговаривает со статуей – он испугался, что сходит с ума. Тогда-то он и убрал эту штуку за дверцы посудного шкафа.

Сперва он пришел в ужас от предложения Джека Плама продать статую, но затем свыкся с этой мыслью и испытал облегчение. Он, бывало, не спал ночами, представляя, что будет, если он внезапно умрет – машина собьет, инфаркт случится – и его дочери обнаружат статую в шкафу. Рано или поздно они выяснят, что это такое и что он натворил. Им придется в корне пересмотреть историю об отце-герое, что будет само по себе плохо, но, если они узнают, что он украл статую с развалин и спрятал ее, изменится их отношение и к истории матери. Он знал, господи, он знал, что, если воспоминания о ком-то не могут поддержать на пути от скорби к восстановлению, потеря становится еще более непререкаемой. Он собственными глазами видел, как дочери начали создавать миф о Ронни всего через несколько часов после ее гибели. Если они узнают о статуе, ее смерть окажется запятнана его поступками, а он ни за что не допустит, чтобы его дети снова потеряли мать. Он не оставит их один на один с краденой статуей, скелетом в шкафу. Да Томми раньше в реку ее выбросит.

Он понимал, что продать ее будет непросто. Как ее перевезти, куда положить деньги – но Джек Плам заверил, что поможет с, как он выразился, частностями. Он предоставлял весь спектр услуг. Но прежде чем они добрались до «частностей», Джек проговорился, что лондонский покупатель родом из Саудовской Аравии.

– Араб? – спросил Томми, сжимая кулаки и не веря собственным ушам.

– Лондонец, – ответил Джек, прочистив горло. – Не все на Ближнем Востоке террористы, бога ради. Он финансист. Очень преуспевающий бизнесмен и очень удачливый коллекционер. Очень уважаемый.

Томми был в ярости.

– Но он же поднялся на нефтяных деньгах, так? И не говорите мне, что нет, потому что это будет вранье.

– Понятия не имею, – сказал Джек. – Это не имеет отношения к делу. Если хотите продавать на черном рынке, не ждите кредитной истории и резюме. Он богат, ему нужна статуя, и он не станет болтать. Бинго.

Томми практически вынес Джека за дверь. Даже не оказал ему любезность и не прочитал лекцию о том, почему он – он, потерявший жену, бесчисленных друзей и коллег-пожарных 11 сентября, – никак не мог взять ближневосточные нефтяные деньги в обмен на вещь с Граунд-Зиро [59] Так называется территория, на которой располагались башни Всемирного торгового центра. ; ни от кого, никогда, ни за что.

Он почувствовал облегчение от того, как все повернулось, потому что черная полоса будто закончилась. Он с ума, наверное, сошел, когда думал, что статую можно продать, что это этично. Когда он сказал Джеку, что дело не в деньгах, это было всерьез. Его беспокоило лишь то, где окажется статуя, потому что он должен был чтить память Ронни. Но если он себя обнаружит – случайно или намеренно, – он исказит ее память в глазах детей. И по этому бесконечному кругу он метался много недель. Он зевал. Он не спал. Как переправить статую в безопасное место? Много дней подряд Джек звонил ему каждый час, пытаясь возобновить переговоры, пока Томми в конце концов не пригрозил позвонить своим друзьям в управлении полиции и сдать их обоих.