Сергей Есин - Смерть приходит по английски

Но школьные и университетские годы и у героя, и у автора все-таки не прошли даром. Не забыта даже замученная работой преподавательница английского языка, приходившая к заочникам, чтобы принимать у них пресловутые «тысячи», с какой-нибудь другой службы. Слушала ли она это корявое английское чтение или не слушала, а думала, что надо бы еще зайти в кулинарию за купатами и, главное, напьется ли сегодня муж? Кое-что, самое простое, но для советского человека волне достаточное и не стыдное, еще от этих «тысяч», оказывается, помнилось. Если теперь привести их диалог, то он звучал бы так: «Почему?» — «Да потому!» — отвечал он, как бы намекая: и за тобой, дескать, наблюдают, и с меня глаз не спускают, и так не хочется рисковать собственным партийным билетом... Неужели, голубушка, не понимаешь? «Ну почему?» У нее английских слов было намного больше, чем у него. И за каждым «почему» у нее выстраивалась целая гирлянда английских или испанских доказательств. «А потому!» И где-то на третьем «потому», а может быть, на четвертой рюмке так понравившегося ему кубинского рома он уже ничего не мог вспомнить по-английски и просто по-русски сказал ей: «Пойдем». Это получилось очень интернационально, об этой схватке он помнил всю жизнь.

Отсутствие общего, недоученного иностранного языка стало катастрофой при расставании. Он сдал багаж; а в кубинском аэропорту можно было тогда купить только две или три больших бутылки рома. Бутылка рома с яркой этикеткой на праздничном отеческом столе лучше всего тогда демонстрировала «приобщенность». Любовь и временные головокружения от нее не отменяют бытового расчета. Он купил ром, и бутылки с яркими наклейками запаковали в пакет, дали талончик, по которому пакет можно будет забрать перед самой посадкой. Герой мог бы припомнить, хотя ее имя уже забыл, но, кажется, звали Хосефа, что ее глаза все время, пока она повторяла свое вечное на английском «почему», были полны слез. Ему так хотелось сказать ей: потому что его ждет работа, карьера, его ждет что-то неожиданное в жизни. Да и как он сможет остаться на Кубе? А что его действительно ждало? И что бы изменилось? Не выучив английский, бороться за испанский? Но жизнь, кажется, уже прошла. На родном кладбище лежать все же лучше и покойнее. И дым отечества, и его мягкий суглинок… Но если бы он все-таки расслышал, что Хосефа тогда пыталась ему сказать?..

9

Судьба много раз и на разных языках заманивала и автора, и героя в чужие края. Сначала, и долгие годы, его сторожила, отпугивая всех претендующих и желающих, та единственная, с которой только и стоило делить жизнь . Но ее трагически не стало, и поле притязаний оказалось свободно. Автор всегда в этих случаях думал, глядя, так сказать, в натуре на своего героя или в ванной комнате, в зеркало, на самого себя: ну кому нужна эта старая морщинистая рухлядь с отвисшим животом? Однако, видимо, наступает тот счастливый момент, когда рухлядь волшебным образом превращается в антиквариат. В чем здесь секрет, и герой, и его престарелый прототип, и многоопытный автор не ведают. Видимо, в этом остатке прожитых лет возникает какая-та внутренняя, действующая, словно магнит, притягательная сила. По крайней мере непростой и честолюбивый герой во время утреннего бритья замечал, что лицо его делалось как-то значительнее. Пышные когда-то и веселые в юности щеки утягивались, подбородок тяжелел, волосы, ну что волосы, конечно, если не поредели, то стали пожиже. Проводя бритвой по утяжеленному подбородку, горой ловился себя на шаловливой мысли, что он становится… Вот здесь имеются некоторые расхождения. Герой честолюбиво полагает, что он в старости становится похожим на Пастернака, вернее, на знаменитый портрет Пастернака. А автор, у которого, как известно, не существует возраста, а только «хорошо» или «плохо» он пишет, но который критически и завистливо относится к своему протеже, полагает, что возраст придает лицу героя лишь некоторую значительность и похожим он становится на вислоусого Горького. На значительность, видимо, и идут значительные женщины, а женщины значительными становятся много раньше. Примеров несколько, но выбрал автор, оттесняя своего героя, только один. Как же ее зовут?

Она точно рассчитала, что этот старый паренек, которого она знала еще с юности, так просто, пока жива та, ради которой только и стоит жить, ей не достанется. Автор здесь конструирует и одну из новых героинь, и консультируется со своим героем. Как ее имя, братухан? Сколько ей лет? Но наступило время, когда и она — имя традиционно русское Татьяна или Елена? на выбор — итак, она звалась Елена, — когда и она стала трагически одинокой, и он, как в пустыне, остался один. Как к этому времени все поменялось! Для нее, потому что она еще и на двадцать лет моложе. Другое, так сказать, время. Обойдемся без реквизита тех молодых дней, без теней Ельцина, Чубайса и министра культуры той уже далекой эпохи, Евгения Сидорова. Она, значит, как договаривались, Елена, уже отучилась и в Лондоне, — вот тебе и ругай время! — и в Швеции. Напомним, ушлый автор просил обойтись без теней, но ему хотелось бы, чтобы читатель все же что-то мог подсчитывать по годам и соображать. Настоящий читатель все время должен соображать, а не ждать, когда ему растолкуют. У нее уже выросли дети, и, естественно, дети совершенно перестали интересоваться родителями, и оглушительно вырос счет в банке. Как и положено знаменитому международному юристу, владеющему не только женским обаянием, профессией, но и тремя или пятью языками. Из ее рассказов о начале пути: «У меня всегда был собран чемодан, и я по первому звонку готова была лететь хоть в Бразилию, хоть в Арктику, чтобы мирить хозяйствующих субъектов». Экспозиция закончилась. Они вроде бы просто и невинно дружили последние двадцать пять лет, и он многое почерпнул из ее рассказов. Мирить ей иногда приходилось чуть ли не под дулом пистолета — хозяйствующие субъекты того времени были парнями отчаянными. Но мы все знаем, что большие деньги — это и большой риск, и предельная опасность. Ах, как помогает интернациональной дружбе интернетовский вотсап! Какое это волшебство, когда твой голос, пустяковые вопросы и многозначительные ответы летят через всю Европу и Средиземное море! Сколько, оказывается, могло быть трепета в этих бессмысленных и пустых, казалось бы, разговорах! Иногда он приезжал к ней на Таинственный Остров в Средиземном море. Это уже вмешивается автор, пряча, так сказать, ш и ф р у я с ь, как любят выражаться сегодня, скрывая вполне конкретное название за нейтральным «Остров». Сколько там в этом море островов, сколько офшоров и сколько легенд! У нее был моложавый спутник, автор был с ним знаком, огромная на Острове контора по девелоперским и другим делам, квартира с террасами, отдельным входом и отдельным лифтом на последнем этаже высотного дома в центре островной столицы. Со спутником у героя и отчасти у автора были даже добрые отношения. Но как только тот получил островное, а значит, европейское гражданство, вернее, паспорт, действующий в Объединенной Европе, то спортивного вида и легконогий, как греческий бог, спутник внезапно и быстро исчез. Сколько же в наше время потребуется дорогого книжного пространства, чтобы в современной литературе что-то подобное или даже это конкретное на бумаге как следует объяснить! Много писать автору уже некогда, обойдемся художественным конспектированием.