Сергей Есин: Смерть титана. В.И. Ленин

…Вот и дома меня долго отговаривали от этой работы, пока я таскал книги и материалы к своему новому сочинению — заполнилась целая, до потолка, секция книжных стеллажей.

Но, во-первых, еще с университетской скамьи — никто не подгонял, не советовал, не нажимал — занят я постоянно ленинской темой и держу ее в уме. И уже во время начавшейся перестройки, когда тема эта «затрещала», стала совсем и немодной, и недоходной, я опубликовал несколько повестей о Ленине в журналах «Юность» и «Октябрь». Все казалось тогда таким многозначительным, а параллели так очевидны: «Удержат ли большевики государственную власть?» Не удержали. Но ведь писатель на то и писатель, чтобы любить и в радости, и в горе, а не быть сумой переметной.

Во-вторых, как же этому бедному Ленину доставалось и достается уже в наше время, сколько публицистов, разного рода политдеятелей, депутатов и делегатов сделали карьеру, ругая и оттаптывая то, в чем далеко не всегда разбирались. А ведь сугубо русская черта — в момент слабости бороться за самого слабого. Сознаемся, что в отношении к судьбе самого известного и самого читаемого русского гения произошло много несправедливого.

Конечно, весьма для себя полезно швырнуть из толпы камнем, облить грязью, площадно обругать. Это придает самоуважения, как бы «надувает» некой значительностью. Очень выразительно и сугубо по-русски определил явление баснописец Крылов: «Ай, Моська! знать, она…»

Фигура В. И. Ленина — это, конечно, фигура XXI века, и я знаю, что мне с ней не справиться, мне даже не прочесть всего того, что он написал и что написали его присные, толкователи и противники. А потом, с романа, так сказать, с худпроизведения много ли возьмешь! Всё, что написано, так это мне просто померещилось, и стоит ровно столько, на сколько прочтет читатель. Собственно ленинские главы в романе, физическое время которых составляет его последняя болезнь, а общее время — всю его жизнь, перемежаются с главами, посвященными соратникам, ближайшим друзьям и вечным оппонентам: Троцкому, Сталину, Зиновьеву, Каменеву, Бухарину. Ленин умирает, а они делят власть. Кто станет на его место? Но это далеко не все, что я попытаюсь сказать в романе. Предупредил ли я читателя, что это роман «от первого лица»?

Какую чепуху, какие немыслимые архиглупости напишут обо мне после моей смерти! Какие придумают многозначительные и судьбоносные подробности… Как изгадят мою личную жизнь, возьмутся за моих родственников, засахарят или измажут дегтем моих друзей или близких… Но были ли у меня близкие? А что наплетут о моей якобы тяге к власти, о диктаторских наклонностях, о политической изворотливости и беспринципности! По-своему писаки — а они традиционно были, есть и будут писаками продажными, — по-своему эти продажные писаки правы. Им надо что-то публиковать, а материалов почти нет. В томах и томах, которые я написал, работая, как поденщик, нет ни слова обо мне лично. Политический писатель, который в своих сочинениях не говорил о себе. Общественный деятель, который никогда не писал и теперь уже, наверное, не напишет мемуаров. Это мои замечательные соратники, перья и витии революции, сейчас, наверное, лихорадочно делают небольшие записи и заметки, которые со временем пойдут в дело, превратятся в личные воспоминания, кои без конца и много десятилетий подряд будут цитировать, потому что это воспоминания обо мне.

Мои доблестные соратники уже, наверное, прикинули, что Старику пришел конец и кому-то надо заступать на его место. Не будем решать сейчас, кто из них достоин, это если не продумано до конца, то все же обдумано. Сейчас не будем снабжать каждого картинным эпитетом. Со временем они сами назовут себя верными ленинцами. Эпитеты — это прерогатива публицистики, и они мало что говорят по существу. Этих ленинцев, товарищей (если пользоваться сегодняшней пролетарско-партийной терминологией, уже давно только товарищей по работе ), я хорошо, будто наяву, вижу сейчас и без эпитетов. С ними и возле них прожита жизнь. Революционеры, вожди, теоретики, публицисты, общественные деятели. В конце концов всего лишь люди со своими привычными и знакомыми мне слабостями. Имя каждого для меня — это целый мир историй, противоречий, скандалов, предательств, интриг, удач, разочарований, гениальных мыслей, мыслей обычных и пр.