Александр Уваров - Казино для святых [СИ]

«Так вот почему все звуки здесь такие приглушённые!» — догадался Гонеев.

…покрытой мутным, полупрозрачным лаком. Местами плитка успела икрошиться, видно — пули рикошетом попадали и по ней, и потрескавшийся от ударов лак осыпался с неё белой пылью.

Вмонтированные в потолок светильники защищены были полусферическими колпаками из толстого, особого прочного стекла.

Треть подвала отделена была высоким деревянным барьером. Барьер начинался от левой (если стоять лицом к мишеням) стены, и примерно метр не доходил до правой. И рядом с этим проходом к мишеням стоял широкий металлический шкаф образцово-армейского, тёмно-зелёного цвета.

— Ну, каково? — с нескрываемой гордостью спросил генерал, прохаживаясь перед огневым рубежом. — Барьер, кстати, демонтируется. Это если захочешь из положения лёжа пострелять.

— Масштабно, — отметил Гонеев. — На совесть сделано, ничего не скажешь. А демонтаж… Да нет, не надо. Я уж так, из положения стоя…

Свечин с той же связкой ключей подошёл к шкафу, открыл его и, оступив на шаг, поманил Гонеева.

— Что выбирать будем?

В шкафу в нижнем отделении, но не как в привычной оружейной пирамиде, а по-особому, в специальных деревянных отсеках с запорными стальными вставками и замками стояли: два автомата АКС-74, два РПК, американская автоматическая винтовка М-16 и ещё пулемёт незнакомой Гонееву системы.

А в верхнем отделении выстроились в ряд пистолеты (Гонеев успел разглядеть три «Макаровых», один «Глок» и, похоже, была там ещё «Беретта»).

А на полке посередине сложены были аккуратно разноцветные пластиковые коробки с патронами.

— Что из этого, Петрович, тебе по душе?

— Да что попроще, — скромно сказал Гонеев. — От автоматов этих шуму много, и отдача, опять же…. Плечо ещё отобьют, ну их к лешему! «Макарычем» побалуюсь, по старой памяти…

— Хорошо! — согласился генерал. — «Макарычем» — так «Макарычем»! Я тогда тоже, за компанию… Погоди маленько, я тут подготовлю… Три обоймы нам хватит?

Гонеев пожал плечами.

— Да я, честно говоря, не то, чтобы любитель…

— А вот любитель, — заметил Свечин, набивая обоймы патронами. — Люблю пострелять… Знаешь, некоторые водочкой стресс снимают. Ларичев, знакомый мой… Встречался с ним?

— Не припомню, — ответил Гонеев.

— В ГУВД дела разруливает, — продолжил Свечин. — Не встречался? Ну, ничего, познакомишься. В хорошем смысле, конечно… Так вот, кто чего, а я вот люблю в тир зайти. Такой вот отдых… А ведь охоту ты любишь, Петрович?

И генерал протянул Гонееву пистолет и три снаряженные обоймы.

— Ну, это же другое дело. Костёр там, природа…

— Это тоже природа, — возразил Свечин. — То, что внутри нас.

Гонеев держал в руках оружие и смотрел на генерала немного растерянно.

«Отвык ты от серьёзного дела, Илья, отвык», — подумал генерал.

— Это ведь природная, естественная страсть! Истинно мужская страсть — к оружию, к его силе. К власти, которое это оружие даёт. Не пейнтбол какой-нибудь для офисных людишек. Не красочкой друг друга мазать… Нет, серьёзное дело! Настоящее дело для настоящих мужиков. Это ведь…

Генерал в задумчивости осмотрел чёрный ряд стволов.

— …Это смерть, Петрович. Вот так она выглядит. Впечатляет?

«Типун тебе на язык! — мысленно выругался Гонеев. — Чего тебя занесло? Нашёл, чем хвалиться!»

— Ну что, на огневой рубеж?

Свечин сунул пистолет в кобуру на поясе (Гонеев только теперь заметил её под генеральской курткой), закрыл шкаф и подошёл к барьеру.

— Подходи, Петрович.

Подойдя к барьеру, Гонеев выложил обоймы на узкую и длинную деревянную полку, проходившую по верху барьера. Затем одну обойму…

— Только будь добр, ствол на меня не направляй, — меланхолично заметил генерал.

…вставил в пистолет, снял «Макаров» с предохранителя и передёрнул затвор.

— Как говорится, к стрельбе готов.

— Вот и ладненько, — ответил Свечин. — Ну, какую мишень выбираешь? Смотри, тут с фантазией подобрано…

Гонеев присмотрелся, и тут только, в ярком свете закреплённого под потолком прожектора, увидел вырезанные из картона фигуры в человеческий рост, небрежно, будто в нарочитом беспорядке, расставленные между обычных, чёрно-белых, круговых мишеней.

И заметил он, что на картонные головы наклеены фотографии.

Лица! Чёрно-белые и цветные, серьёзные и смеющиеся, лица пожилых людей и людей помоложе, в морщинах и с гладкой кожей, контрастно и чётко прорисованные и мутные, смазанные, будто изначально вырезанные из газеты и переснятые на копире с увеличением.