— Линзы бы себе заказал, — посоветовал Войков, заметив мучения Бориса Ивановича. — А всё с очками ходишь, и забываешь их постоянно.
Венцер ничего не ответил. Только приблизил листок к глазам, и перестал щуриться.
Читал он долго, минут десять, хотя текста по объёму был небольшой. Видимо, перечитывал несколько раз, словно пытался выяснить…
— Тут ведь интересно не то, что написано, — заметил Венцер, окончив чтение и отложив в сторону листок. — Интересно то, о чём не написано. То, что нас давят — это и так понятно. Кто, как именно и по какому плану — вот что интересно. И сколько нам глотков кислорода оставили эти самые «кураторы»… Иван, похоже, пока и сам мало что знает. Какая-то информация у него есть, но — обрывочная, неполная. Больше предположений, чем фактов. Хотя нелояльность Гонеева для меня очевидна. То, что именно он пытался столкнуть Ивана и Ставицкого — так же очевидно. Ему это, к сожалению, удалось. И в самый критический момент компания на какое-то время оказалась обезглавлена. Так обезглавлена, что всю систему управления приходится чуть ли не заново выстраивать. При этом руководство в глазах сотрудников замарано сплетнями, скандалами, разборками. Похоже, именно этого Гонеев добивался. Точнее, «кураторы» его добивались. А теперь, когда Гонеев свою задачу выполнил, его за ушко взяли и из игры вывели. Может, на помойку выкинули, а, может быть, в запасе пока держат. Гонеев теперь взбрыкивать не будет, он с потрохами ментовскому холдингу принадлежит, хоть порода у него и не милицейская. Но и такие помощники по нынешним временам в цене.
— Гонеев и Ивана утопить пытался, — сказал Войков. — Калязин тут недели полторы или две назад письмишко получил от Гонеева. Донос по полной форме, составлен со знанием дела. На Ивана столько грязи вылил… Калязин заволновался было, задёргался. Начал меня докладными записками одолевать. Я ведь… Не то, чтобы засомневался… Но настроение испортилось основательно. Появилось предчувствие того, что добром это не кончится. А потом и закрутилось… Николай в больницу попал, умер… Чёрт, дор сих пор в себя прийти не могу! Да, и Гонеев исчез… Вовремя, конечно. Мы бы его раскусили! Обязательно раскусили бы! После всех этих обысков и прочего… Конечно, теперь уже очевидно, что Ивана утопить пытались. Так что я его генеральным назначил… Ну, скажем, с лёгким сердцем. Думаю, и приставку «и.о.» мы недели через две снимем. Как думаешь, Борис?
— Думаю, — ответил Венцер, — что надо мне в Москву ехать. Причём срочно. На месте разобраться надо. С Иваном поговорить, особенно об этом, недосказанном… Заодно выяснить, как же Гонеев сумел Ивана со Ставицким стравить. Это ведь важно! Если у Гонеева есть какой-то компромат, и он его как минимум один раз использовал, то ведь может использовать снова. Кого и с кем на этот раз стравит? Так что и здесь надо ясность внести. А вообще… Я Ивана давно знаю. Думаю, хорошо его знаю. Он мужик волевой, смелый. Рейдеры эти чёртовы ещё зубы об него обломают… Но поддержка ему сейчас — ой как потребуется! Тяжело ему будет воз из грязи вытаскивать. Так что поеду, пожалуй…
Войков подумал немного и кивнул в ответ.
— Правильно решил, Борис… Тебе надо бы ещё с Красновым побеседовать, с Веремеевым. Впрочем, у тебя свой план работы есть наверняка. Так что сам решай… Да, просьба одна. Напомни Ивану, чтобы он мне сообщил, какие суммы резервировать для залов в Чехии и Венгрии. И в Италии он крупные покупки наметил. Пусть скорее направляет запрос, время уходит!
— Напомню, — подтвердил Венцер.
Он достал органайзер. Набирая текст заметки, посмотрел машинально на строку календаря внизу экрана.
«А ведь действительно, время уходит, — подумал Венцер. — Август уже… Скоро осень наступит, и что этой осенью произойдёт — одному только богу известно. Это если Эйнштейн прав, и бог в кости играть не будет…»
Романов вошёл в кабинет и, словно в нерешительности, остановился у директорского стола.
— Немного непривычно? — спросил зашедший за ним следом Веремеев. — Раньше вы с другой стороны сидели.
Романов подошёл к столу для переговоров и показал на одно из кресел.
— Вот, Юрий Николаевич. Здесь, на этом месте. Ближе всего к директорскому столу.
Веремеев показал на роскошное, отделанное кожей кресло директора.
— А теперь здесь попробуйте. Давайте, давайте, Иван Сергеевич. Здесь, знаете ли, совсем иной ракурс.
Иван уверенно и спокойно сел за директорский стол. Отрегулировал кресло, чтобы удобней было сидеть. И, словно прицеливаясь, посмотрел с прищуром на стену кабинета, украшенную репродукцией картины Сезанна «Игроки в карты».
Читать дальше