«Мы для Гонеева, должно быть, все уже — трупы, — подумал Иван. — Как Николай…»
Сравнение было неприятное, такое неожиданно-неприятное, что Иван и сам удивился, как эта мысль ему в голову пришла.
И ещё он подумал… Наверное, не стоило занимать бывший кабинет Ставицкого. Пусть даже переданный ему после ремонта.
Не стоило?
«Ерунда! Ты что, суеверным стал? Эх, Иван… Слабеешь, родимый? Слабые люди суеверны, а таким в бизнесе делать нечего. Или… неладно на душе?»
…А ещё линии связи, которые подведены к кабинету генерального… Можно было бы провода и кабели переложить…
«Или ты хозяин компании и уверенно чувствуешь себя в кресле… Да, бывшем кресле Ставицкого! Или…»
Он увидел Гонеева. Илья Петрович шёл не спеша по тропинке и нёс, локтем придерживая плетёную ручку, ивовую корзинку, наполненную чем-то доверху, едва ли не с горкой, и прикрытую сверху зелёной матерчатой салфеткой, скрывавшей содержимое корзинки так, что и рассмотреть ничего нельзя было.
Увидев Ивана, Гонеев не изменился в лице, а всё с тем беззаботным видом, не прибавив шага и не замедлив ход, подошёл к коттеджу.
И поздоровался первый.
— Здравствуйте, Иван Сергеевич.
— Здравствуйте, — ответил Иван. — А мне вот казалось, что мы на «ты» перешли.
Гонеев подошёл к мангалу, что поставлен был на маленькой и изрядно утоптанной стопами отдыхающих полянке, метрах в трёх от коттеджа, поставил корзинку на деревянную некрашеную скамью, и, отдышавшись, позвал Романова.
— Давай сюда, Иван Сергеевич. Здесь как-то удобней. А то в доме беспорядок, так что и гостя не пригласишь.
«Да, на улице тебе разговаривать удобней», — подумал Иван, подходя к Гонееву.
— Значит, всё-таки на «ты»…
Гонеев не ответил. Он ещё какое-то время стоял, словно не решаясь первым начать разговор.
А потом произнёс, равнодушно, без малейших эмоций, будто встретил он не того, от кого надеялся скрыться, а самого что ни на есть старого знакомого, с которым привык он каждый день видеться и чей визит в заброшенный лесной уголок был вполне ожидаем и нисколько не удивителен:
— Вон, с утра в лес пошёл. За грибами… Думал, рано ещё. Середина августа, вроде… Я-то в сентября привык по лесу ходить. Грибы в этом году… Дождей мало было… Всё думал, не рановато? Да нет, нашёл вот… В августе, конечно, тоже можно найти… Но, конечно, в сентябре — лучше. В сентябре в лесу — ой как хорошо! Особенно, если места знаешь… У меня на даче грибные места — заглядение. За один раз, бывало, две корзинки собираю. А тут… Но ничего, повезло, можно сказать. Два часа бродил по лесу без толку, а потом набрёл на просеку, а вдоль неё, по краю леса — грибы так и пошли, и пошли… Вот…
Он кивнул на корзину.
— Полную набрал. Завтра хозяйка моя должна приехать. Передам ей… Она-то грибы готовит… Деликатес. С луком, со сметаной…
И тут же, всё тем же равнодушным голосом, спросил:
— Не она тебе адресок мой скинула?
— Нет, — ответил Иван. — Жена у тебя, Илья Петрович, просто образцовая подруга чекиста. Никакой информации мы от неё не получили…
— А от кого… — начал было Гонееев, и, не договорив, махнул рукой.
— Э, всё равно не скажешь… Есть, конечно, способы. Через турфирму могли найти, или через оператора мобильной связи. Я смотрю, вы не лаптем щи хлебаете, господа казиношники?
— Не лаптем, — согласился Иван. — Как видишь, кое какие возможности у нас имеются. Но я ведь не возможности приехал демонстрировать. Хотелось бы…
— И так ясно, чего хотелось бы, — прервал его Гонеев. — За исповедью приехал? На совесть давить приехал? Или на жалость? Я вот удивляюсь, Иван Сергеич: две минуты почти мы с тобой не разговариеваем, а ты вот ни разу покойного Ставицкого не упомянул. Странно как-то… Что, нет искушения обвинить меня в его преждевременной кончине? Нет желания на меня этот грех повесить? Неужели нет? А ведь так просто всё получается! Просто, легко и приятно для тебя и твоей совести, Иван. Я его против тебя настроил, я его к могиле подтолкнул… Так или не так? Молчишь, Иван Сергеевич. Может, всё-таи вину з собой чувствуешь?
Он посмотрел на Ивана выжидательно.
«Да, голыми руками тебя не возьмёшь, Петрович, — подумал Иван. — Ты не отбиваешься, ты сам норовишь в атаку перейти».
— Чувствую, — согласился Иван. — Но тебе-то что? Твоя вина от этого меньше не становится…
— Моя вина! — воскликнул Гонеев. — Надо же! Моя вина!
В голосе его полсышалось искреннее возмущение. Даже удивтельно, насколько искреннее!
Читать дальше