«Ой, с какой же заграничной высоты ты на жизнь нашу смотришь! — думал Иван, слушая эти подчёркнуто спокойные и отстранённые рассуждения Венцера. — Это мы в этой тине барахтаемся, а тебе хорошо… со стороны смотреть».
Венцер, словно почувствовав настроение Ивана, изменил тон и вальяжно-покровительственные нотки из голоса его исчезли.
— В общем, Иван, наезды и покрупнее планируются. И разборки будут ещё очень и очень серьёзные. То, что с вами происходит — начало, первый звоночек. Посмотрим, как деньги будут делить те, кто игорные зоны будет осваивать. Там такие серьёзные ребята соберутся, что Свечин по сравнению с ними — мелкий жулик-постовой. Знаешь, были когда-то такие менты-постовые, что напёрсточников у метро гоняли… Вот у Свечина такой же уровень мышления. Вот и вас он хочет опустить до уровня напёрсточников, выбить из легального бизнеса. Но он — ноль по сравнению с теми, кто серьёзные деньги распилит. Вот там будет… грызня.
— Мы и так собирались уходить, — заметил Иван. — Хотя другие всё ещё пытаются зацепиться за российский рынок. Есть проекты с лотерейными аппаратами, с бинго, с…
— У всех этих проектов один и очень существенный недостаток, — заметил Венцер. — Уровень их доходности — крайне низок. Тебе это не хуже меня известно. Лотерейный аппарат никогда не даст ту же прибыль, что и игровой. И количество любителей лотереи всегда будет ниже, гораздо ниже, чем количество завзятых игроманов. И зрелищность лотереи нельзя и сравнивать со зрелищностью настоящей игры. Так что… Все эти проекты, зацепки — чепуха. Ставицкий, царство ему небесное, был прав. Уходить надо отсюда и как можно скорее. Надо развивать бизнес в Европе. Благо, что там есть рынки, чей уровень доходности сравним с российским, в лучшие его годы, конечно. А ты, Иван, как раз специалист по зарубежным проектам. Тебе и карты в руки. Думаю, для активизации работы тебе надо будет ближе к осени перебраться во Францию, ближе к основным партнёрам. Александр Олегович уже наметил для вас план работы…
— Борис, я хотел бы…
Иван вынул из портфеля и протянул Венцеру сложенный пополам лист бумаги.
— Вот…
— Надеюсь, не заявление на увольнение? — пошутил Борис.
Впрочем, голос его немного дрогнул. Он, как видно, и в самом деле боялся, что это — то самое заявление.
— Да нет, в отпуск хочу, — пояснил Иван. — Понимаю, что не самое подходящее время, но… Из-за всех этих событий у меня с семьёй… Нелады, в общем. Нехорошо складывается. Хочу уладить всё, успокоить… Да и сентябрь скоро. Ребёнку в школу пора…
— Неделю? — спросил сам себя Венцер.
И ответил сам себе:
— Ну что же, неделю можно. Неделю — это можно… Не увольнение же, в самом деле. Передышка, я так понимаю…
Он спрятал бумагу во внутренний карман пиджака.
— Иван, а чего так официально-то? Заявление… Просто не мог сказать: отпустите, дескать, устал… А с семьёй что?
Иван промолчал в ответ.
— Ну, не хочешь — не говори…
Венцер посмотрел на часы.
— Ладно, времени у меня мало. Пока всё… А вот через неделю мы с тобой ещё по телефону поговорим. Надеюсь, этой самой недели тебе хватит, чтобы в себя прийти. И решение ты примешь правильное. Ты бизнес не бросишь, Иван, я в этом уверен! И ещё… Не знаю, что ты там в личной жизни накуролесил… Но в семью, конечно, надо возвращаться. Обязательно надо возвращаться. Так, Иван?
— Так, — согласился Романов. — Надо возвращаться… А лучше — не уходить.
Жаркий полдень, редкий на исходе августа, тянулся неспешно, шёл своим чередом, отмеряемый ленивыми стрелками сонных часов.
В московском дворе, у старого куста сирени, мальчик Миша, зажмурив глаза, старательно вёл счёт до десяти. Миша был самым младшим из игравших в прятки мальчишек, да и в игру его приняли только сейчас, потому водить ему приходилось третий раз подряд (старшие мальчишки объяснили ему, что такой уж порядок — по нескольку раз новичку водить), игра, признаться, ему уже поднадоела, но доверие старших ребят надо было оправдывать.
И Миша старательно и громко произносил: «шесть, семь…», сжимая плотнее веки, чтобы не поддаться искушению и не подсмотреть как-нибудь ненароком за прячущимися мальчишками.
На счёте «девять» услышал он звук подъезжающей к дому машины.
И звук этот, такой обычный и будничный, негромкий, сливающийся с другими звуками города, неприметный, казалось бы, звук — показался Мише самым необыкновенным, самым волнующим, самым лучшим из всего, что слышал он в тот день, потому что…
Читать дальше