Отец не ответил деду.
Он подвигнул носком сапога ближе к огню отлетевшую в сторону головешку и, показав на примятую траву у костра, сказал:
«Садись, Коль. Прости, ворчу я тут всё… Обидно немного… Заторопился ты, Коля, заторопился. Будто автобус в нашу деревню не по расписанию ходит. Да, мать тут приходила… О тебе спрашивала… Что-то вот почувствовала, должно быть. А мы — давай её успокаивать! Коля, дескать, крепко держится, не до нас ему… А оно — вон как».
«Давай, Коль, присаживайся, — предложил и дед. — Чего стоять-то? Всё, дождались мы тебя. Теперь вот посидим тут, о жизни поговорим. Ты, может, новости какие расскажешь. Если настроение будет. А часика через два, на ранней зорьке, за удочками сходим, да на рыбалку!»
«Точно! — подхватил отец. — На заре — самый клёв. Тут на речке понтон старый, притопленный, так у него рыба собирается в ямке. Там прикормишь чуток, удочку так тихо, без плеска забросишь — и рыба-то сразу на крючок кидается. Помнишь…»
Николай протянул ладони к огню, словно стараясь поймать его жар.
И подумал:
«Странный сон… Странный… И понтона того нет давно. Лет десять назад проржавел и сгнил. И не видел, не видел я деда с отцом во сне лет пять. А наяву — и того больше. Что за странный сон…»
Но нравился ему странный этот сон.
Потому что был в нём костёр, и любовь, и прохлада речной воды.
Он сел на траву.
И, запрокинув голову, посмотрел на ночное небо, на которой, к удивлению его, не было ни звёзд, ни облаков, а только одинокая белая луна, окружённая едва заметной, печальной серебристой дымкой.
Дежурная медсестра, услышав тревожный писк датчиков, вбежала в палату.
Включила свет и, подойдя к постели, склонилась над больным.
Ставицкий казался спящим. Вот только сквозь веки не видно было движения зрачков, и не слышно было дыхания, будто не проходил воздух сквозь широко, по-рыбьи открытый рот.
Медсестра медленно протянула руку, и тронула острожно больного за плечо.
И отдёрнула руку, почувствовав пугающий холод смерти.
Медсестра подняла трубку телефона, что стоял на тумбочке у постели, и, набрав номер дежурного врача, сказала:
— Евгений Львович, подойдите, пожалуйста, срочно во вторую палату. Да, случилось… Больной умер.
Три дня прошло после похорон Николая.
Иван и Лариса снова встретились на съёмной квартире.
Той самой, что нашёл Иван, когда…
— Ты быстро приехал. Я думала, ты только вечером время найдёшь.
…когда Николай…
— Да нет, как видишь, — сказал Иван. — Сразу после твоего звонка поехал. И как-то быстро получилось… За полчаса добрался.
Лариса позвонила ему и попросила приехать. Она не уточнила время. И даже забыла сказать, где именно она его ждёт. И Иван приехал именно сюда, на эту квартиру. Как будто не было для него теперь дома, где жил Николай. Или не верил он, что Лариса решится вернуться в ту, прежнюю квартиру.
Как и не вернётся уже в прежнюю жизнь.
Ивана поразила бледность Ларисы и её неестественная, болезненная худоба.
Смерть Николая оказалась для неё страшным и неожиданным ударом.
Иван с трудом подбирал слова для самызх простых и обыденных фраз. Он и не знал теперь о чём говорить с Ларисой, что сказать ей, как успокоить её, как убедить её в том, что нет на ней вины в смерти Николая и ни к чему теперь казнить себя.
Он понимал, что Лариса не будет слушать его. Не для того позвала она его, чтобы выслушивать его утешения и искать с его помощью себе оправдание.
И ещё… Понимал он теперь; интуицией, подсознанием, предчувствием или чем-то ещё постигал и предвидел, что эта их встреча — последняя.
Он ведь тоде — из прежней жизни Ларисы. Не любовник уже, и не друг. Просто — часть прошлой жизни.
— Ты знаешь, я почему-то сразу подумал, что ты здесь будешь меня ждать, — продолжал Иван. — Не знаю, почему я так подумал… Ты же теперь хозяйка всех его квартир и дач.
— Какая я хозяйка!
Лариса присела на диван и, положив голову на покрытую персидским ковром диванную спинку, закрыла глаза.
Она, казалось, спала. Или, быть может, была в лёгкой дрёме, вызванной усталостью и стрессом последних дней.
Иван сел к кресло. Он подумал, что Ларисе надо дать время, чтобы смогла она отдохнуть. И не мучить её вопросами, и не приближать время расставания.
Он взял альбом с репродукциями Клода Моне со стоявшей рядом книжной полки, но пролистать его так и не успел.
Лариса лишь казалась спящей.
Она просто полусидела или полулежала с закрытыми глазами.
Читать дальше