Александр Уваров - Месяц смертника [СИ]

— Куда? — продолжал издеваться я.

Как будто и так было не понятно, куда!

Но Виктор явно истратил последние силы и едва удерживался от того, чтобы окончательно провалиться в беспамятство.

— В офис мой приезжай… Я же тебе визитку давал, там адрес правильный… Ни с кем не разговаривай, прямо ко мне иди. Скажи — я вызывал.

— Я по вызовам не езжу!

— Приглашал, — поправился Виктор и закашлялся.

— Да ну тебя! — с всхлипом выкрикнул он, справившись с кашлем. — Нашёл, когда к словам цепляться. Приезжай давай, очень прошу! Только скорей, а то так и помру ведь… В Новый год как-то всё резко началось…

«Ого! Раньше, чем у меня! И, судя по всему, куда быстрее болезнь его жрёт…»

— …Температура прыгнула, голова закружилась. Совсем плохо… Блюю кровью… Из носа она же, зараза, течёт… Не остановишь! Задыхаюсь, спать не могу… Боюсь…

Он снова закашлял.

— Боюсь, что так и умру… во сне… К врачам ездил, и на дом вызвал… Вчера целый консилиум был…

— Ни хуя не знают! — в отчаянии выкрикнул Виктор.

И всхлипнул, словно подавившись слюной. Или уже кровью?

«Дохнущая обезьяна», — прошептал я.

— Что? — переспросил Виктор. — Чего бормочешь-то?

— Обезьяна! — громче произнёс я.

Мне показалось — выкрикнул в трубку.

С полминуты длилось молчание.

Виктор дышал тяжело, с хрипом и присвистом.

— Бредишь, что ли? — каким-то потухшим, бесцветным голосом спросил он.

Я не ответил ему.

— Приезжай, — повторил он. — Прямо ко мне иди… Тебе покажут, где… Посидим, выпьем…

«Конечно, выпьем, — подумал я. — А как иначе?»

— Приедешь?

— Приеду, — сказал я. — Прямо сейчас выезжаю. Жди.

Три луны впереди. Четыре. Девять. Круглыми, жирными рыбами ныряют в облака.

Дорога идёт то вправо, то влево и сугробы волнами несутся прочь.

Машину качает, раскачивает, неспокойное море города подхватило её — и вверх, к лунам-рыбам, и вниз, к звёздам в коричневом, талом, солёном небе у ног, бросает, возносит, бросает вновь, без конца, без конца.

«Жизнь только кажется бесконечной. Просто мы очень маленькие и не знаем, как быстро может плавать в небе луна».

Двоится, плывёт, мутнеет вокруг — будто и в машине холодные московские волны.

Тошнит.

— Притормозите, — прошу я таксиста. — Вот здесь…

— Здесь остановка, — возражает он.

— Здесь! — настаиваю я. — Меня тошнит! Прямо здесь!

Он останавливает машину.

Я открываю дверь… Едва успеваю открыть — и новая порция жижи (теперь, в свете фонарей и плавающих лун — прозрачно-жёлтой, почти флуоресцирующей рвотной жижи) выливается на заснеженный асфальт.

Прямо под ноги тем, кто стоит на остановке.

— Ну, это… Ты это!..

Я поднимаю глаза.

Взгляд мой — больной и белый. Я не вижу сейчас своих глаз… Конечно, не вижу! Но, выходя из дома, успел я глянуть в зеркало. Теперь я постоянно смотрю в зеркало, выходя из дома. Я успел заметить цвет своих глаз.

То ли со зрением у меня… Или и впрямь начинается бред? Но глаза были белые. Почти бельма с едва проколотыми точками зрачков.

Болезнь забирает у меня цвет. Пусть! Так лучше. Пусть берёт всё!

Теперь люди боятся моих глаз. Мужчина в стёганой пуховой куртке застегнул «молнию» до горла. Быстрым, боязливым движением. Он увидел мои глаза и не решился оскорбить меня. Он отошёл на шаг назад.

Моя власть!

Я плюю в его сторону. Вязкая слюна комком летит ему под ноги.

Я закрываю дверь.

— Поехали…

— Выпил что ли? — участливо спрашивает таксист.

— Выпил, — соглашаюсь я.

«Воды смерти…»

— Мутит?

Я молчу. Через минуту спрашиваю его:

— Долго ещё? Как там, до этого переулка…

— Скоро уже, — отвечает таксист. — Крепись, сейчас приедем.

Я заказал такси. На метро мне уже не добраться.

— …Самому стать оружием?

Артур замолчал и испытующе посмотрел на меня. Что он ожидал увидеть? Удивление? Оторопь? Радость от осознания того, что надежды, самые несбыточные и сумасшедшие надежды начинают, кажется, сбываться? Счастье от осознания того, что удалось сломать наконец обросший прочной костью хребет бытия?

Он говорил долго, почти час. Я слушал его, не перебивая, и мне казалось, что и встреча эта уже была, и рассказ Артура и само его предложение принять в своё тело самую опасную в мире заразу и в обмен на свою жизни получить абсолютную власть над жизнями людей… что людей! всего рода человеческого!..

Мне стало казаться, что всё это уже было. Встреча наша уже прошла когда-то, быть может, сотни три лет назад. И уже тогда дал своё согласие, да вот только или умер после этого несколько раз, или просто забыл о нашей договорённости. И вот теперь, то ли в наказание за все безвременные смерти свои, то ли в наказание за свою забывчивость — снова встречаю его, всё того посланника, снова слушаю его длинный рассказ и снова соглашаюсь.