Александр Уваров - Месяц смертника [СИ]

— Чумные крысы пробрались на итальянские корабли и сошли на берег уже в Италии. И понесли «чёрную смерть» по городам Европы. Чума ударила по Европе сотнями атомных бомб! Вымирали целые города… Да что города — провинции, области. Ещё немного — и вымирали бы целые страны. В течение нескольких лет Европа была полностью открыта для любого вторжения. Если бы нашёлся завоеватель, чьё войско невосприимчиво к «чёрной смерти» — он завоевал бы Европу практически без потерь. А если бы Джанибек планировал и тотальное заражение и последующее за этим вторжение — он бы вошёл в историю как самый остроумный и удачливый полководец. Но, увы! Чума сгубила и войско самого Джанибека. Так ничего он, конечно, не планировал, кроме взятия провинциального, хотя и довольно богатого городка в Крыму. Он был из числа тех избранных Смертью слепцов, что открывают ей ворота, но не видят, не чувствуют её приближения. А вы…

Артур остановился на секунду. Посмотрел на меня. И тут впервые я увидел какой-то странный, белый, яростно пляшущий огонёк в его глазах.

— …Вы, Игорь, имеете редкую, уникальную возможность открыть ворота сознательно. Вы станете самой опасной чумной крысой в истории человечества! И любой берег, на который вы сойдете, станет берегом смерти. Никому, поверьте, никому ещё не выпадала такая честь!

— Мне, наверное, — после минутного молчания ответил я, — надо бы согласиться. Я же соглашался когда-то… Вот только, честное слово, никак не могу вспомнить — что же тогда помешало… Что?

В кабинете было темно, освещался он лишь настольной лампой. Потому размеры его я оценил не сразу. Лишь постепенно глаза мои привыкли к полумраку и сгустившаяся было вокруг меня темнота разошлась, посветлела, стала прозрачной, словно чёрный чай, разбавленный лимонным соком.

И стены этого кабинета, необыкновенно, неправдоподобно далёкие, появились из темноты белыми ореховыми разводами декоративных панелей.

— Ну как? — спросил Виктор.

Он с усталым стоном поднялся, шаркая ногами добрёл до широкого дивана, обтянутого белой, лоснящейся под молочным ламповым светом кожей. Согнулся со стоном и медленно, кряхтя и постанывая, сел, опустил отяжелевшее от беды тело на заскрипевшую кожу.

— Хорошо, — ответил я.

— Вот так и живу, — отозвался Виктор. — Или жил? Вот оно как…

Он наклонил голов вбок. И, словно голова перевесила и потянула на себя туловище, сам покачнулся и лёг на бок.

— Тяжело сидеть стало… Тяжело…

Меня поразило его лицо. Когда я зашёл в кабинет (секретарь не хотела поначалу меня пускать, но Виктор крикнул ей из закрытого кабинета что-то очень грозное и обидное… так громко, что мы оба вздрогнули, я и секретарь… она виновато улыбнулась и пропустила меня), Виктор сидел за столом, низко опустив голову.

Потом он поднял глаза — и я вздрогнул!

Боги, неужели я буду выглядеть так же?!

Лицо его было тёмно-красного цвета, словно вымазанное густой, запёкшейся кровью. На шее и лбу отчётливо были заметны большие, фиолетово-синие, вспухшие пятна, словно оставшиеся от долгих побоев. Из носа у него, видно, часто шла кровь, оттого в одну ноздрю была вставлена скрученная ватка, а к другой он часто прикладывал грязный носовой платок. Глаза его глубоко ввалились, и при свете лампы казалось, что их и вовсе нет, а на месте их лишь широкие, чёрные, бездонные глазницы… Но стоило ему лишь слегка повернуть голову вбок — и на дне этих обманчиво-пустых глазниц белыми точками отсверкивали всё ещё не умершие, не похолодевшие, не вытекшие, не закрывшиеся глаза.

«Закрой дверь, — прохрипел мне Виктор, едва я переступил порог его кабинета. — Не хочу, чтобы эта сука сюда заглянула…»

Теперь он, завалившись на бок, полулежал на диване. Дышал тяжело с присвистом, с трудом заталкивая воздух в неподатливую резину лёгких.

Я сидел у стола, отвернувшись, прикрывшись ладонью от раздражающего, бьющего по глазам света настольной лампы.

— Почему? — спросил он.

Я молчал.

— Почему у тебя так?

— Что «так»? — переспросил я.

— Так хорошо, — пояснил он. — Ты вон, смотрю, и ходить можешь. И с лицом у тебя… Быстро добрался.

— Я на такси.

— Ну и что?

Виктор закашлял и отхаркнул комок слизи прямо на ковёр.

— Я вот, — отдышавшись, продолжил он, — и на такси бы поехать не смог. Хорошо, водитель у меня… молодец… Возит бережно, мягко… И жене, вроде, ничего не говорит…

«А как жена?» — хотел было спросить я, но передумал.

— Ты… это…

Виктор вытер лицо платком.