— Хорошо, давайте попробуем.
— Не надо пробовать. Надо просто ответить на вопрос.
Я отбросил полотенце на диван. Подумал, что ответить на вопрос, любой вопрос этого утреннего гостя будет легко.
И сказал:
— Хорошо. Спрашивайте.
— Игорь, вы хотите умереть?
— Да, — ответил я.
Сразу же. Не раздумываю.
Это был самый лёгкий выбор, который я когда-либо делал.
— Мам, я хочу тебя поздравить…
— Во странно-то, — прервала она меня. — Ты же никогда меня с Новым годом не поздравлял. И вообще… Ты так редко звонишь. Что случилось, Игорь?
— Ничего, мама…
Пока ничего. Осталось так мало, всего несколько дней.
— Просто праздник.
— Мало ли их было, этих праздников? Почему ты вспомнил обо мне?
— Потому что ты — мама. Моя мама.
— Почему раньше ты не помнил об этом?
— Я помнил. Всегда.
— Почему не звонил?
— Трудно объяснить. Такое иногда происходит в жизни. Человек меняется…
— Ты не изменился, Игорь.
Она вздохнула, тяжело, без надежды на праздник и нового сына, что подарит ей иную старость (не ту, что дал ей я) и, быть может, даже иную жизнь.
Но не знала она (а я не мог ей сказать), какую именно жизнь и какую надежду дарю ей я.
Не мог ей рассказать о том, что увидит она вскоре новый, прекрасный мир, создание которого уже началось, и что увидит она после моей смерти (скорой уже, ибо созревшая болезнь скоро начнёт рвать мою плоть, стремясь побыстрее выбраться наружу) как это сотворение нового мира будет день за днём разворачиваться на её глазах, кошмаром для непосвящённых и величайшей радостью для вечных, светлых богов наполняя иное небо и иную землю.
И эту сказку, этот чудесный праздник подарю ей я, её сын.
Но это потом. А сейчас — последний земной праздник, последний праздник уходящего бытия.
И её слова:
— Ты был прежним. Когда ты в последний раз приезжал ко мне. Ты был всё тот же, замкнутый, нелюдимый. Ты всегда был таким. Ты помнишь, когда-то я тебя приглашала…
— Помню.
— Прости меня. Спасибо… Я…
Она заплакала.
— Мама, я, может быть, ещё приеду. Или позвоню… Как-нибудь…
— У тебя всё хорошо?
— Всё. Всё замечательно?
— Ты где сейчас?
— Ты знаешь, меня в гости пригласили…
— В гости?
Вот это удивило её больше всего.
— Игорь, может, я не права…
— Ты права, мама. Я такой же. Прежний. Только в мире что-то меняется. Люди вокруг меня становятся другими. Сам не знаю, почему так происходит.
— Может, Бог всё-таки есть? — спросила мама.
Я нее видел. Но показалось, что увидел. Увидел её улыбку. Грустную. Но было в ней, в этой тихой и лишь показавшейся мне улыбке, запоздавшее, так поздно пришедшее счастье.
— Почему ты о нём вспомнила?
— А я о тебе молилась. Каждую ночь. Ложусь спать и молюсь. «Господи, — прошу, — не оставь ты его. Не оставь его одного!» Вот… Может, помогло тебе?
«Откуда ты знаешь, мама, кто слышал твои молитвы?»
— Помогло, — ответил я. — Теперь есть люди, которым я нужен. Прости, мам. Как-то не так всё сложилось, как я хотел…
«А что я вообще хотел?»
— …Нет так. Я думал, что могу сделать тебя счастливей. Что ты будешь гордиться мной. Ведь ты говорила мне… Давно, ещё в детстве…
— Я помню. Ты был таким талантливым ребёнком, просто чудо. Ты и читать научился в пять лет, и в школу…
«Будь она проклята, эта школа!»
— Да, мам. Я раньше пошёл в школу, чем надо было. Многое делал не так и не вовремя. Но теперь, поверь мне, всё будет хорошо. Я сделал правильный выбор. Возможно, первый раз в жизни. Я выбрал самую прекрасную судьбу…
«И имя мне — смертник!»
— …Теперь мы будем счастливы. Если что-то и было плохое… Оно, конечно, было в нашей жизни. Но теперь это в прошлом, поверь мне. И возврата к прежнему не будет.
«Мосты уже горят!»
— Спасибо, Игорь. Я так…
— С праздником, мама.
Я положил трубку.
— Игорь, а вы, оказывается, так красиво умеете говорить. А я Кате, признаться, не верила, что вы какой-то особенный. Современная молодёжь и двух слов связать не может, да и родителей поздравить… А вы, смотрю, и в самом деле…
Я обернулся. За моей спиной стояла (и слышала всё?) Наталья Николаевна.
Мама Кати.
Бутылка шампанского присыпана снегом. Я стираю снежинки. В темноте бутылочное стекло кажется чёрным.
Я слышу скрип двери за спиной.
— Ты слишком долго не возвращался, я уже волноваться стала…
Я поворачиваюсь.
Катя смотрит на меня — пристально, неотрывно. Мне кажется, что взгляд её тревожен.
— Ты и в самом деле переживала за меня?
Читать дальше