Александр Уваров - Месяц смертника [СИ]

Минуты через две достаёт её — и снова подносит к губам.

Сбоку на фляжке закреплён маленький компас. Иногда сосед вспоминает о нём — и тогда, плотно закрутив пробку и развернув фляжку к приглушенному свету ламп в проходе пассажирского салона, смотрит внимательно на линованный азимутами кружок, шевелит губами и рисует указательным пальцем в воздухе загадочные фигуры.

— Витя, перестань! — строго говорит ему супруга.

Она сидит у самого прохода между рядами кресел (кажется, она боится летать, иллюминаторы внушают ей страх — она старается держаться от них подальше). Сосед, протягивая фляжку ближе к свету, опирается локтями ей на колени и едва не ложится на них животом.

— Перестань! Что ты там видишь? Сиди спокойно, не доводи меня!

— На северо-запад летим, — с видом бывалого штурмана сообщает сосед жене.

— Боже мой! — она всплёскивает руками и резко толкает его в плечо. — Сядь ты наконец! Я и так знаю, что не на юго-восток! Пятый час уже эта пытка, когда же прилетим то…

Сосед, сопя обиженно, откидывается на спинку кресла.

Молчит минуты две. Потом, не выдерживая одиночества и покоя, поворачивается ко мне. Толкает локтем в бок.

— Ты это… Тоже отдыхал, что ли?

Я киваю в ответ.

— А без загара что-то… — тянет сосед, с сомнением разглядывая белую мою кожу.

«Поближе двигайся, — проносится у меня в голове неожиданная мысль. — Ближе… Ты будешь первым… Одним из первых».

По моим расчётам, ампула растворилась три часа назад. Я уже опасен.

Каждый мой выдох — порция яда. Ближе, ближе…

Интересно, сколько крови вытечет из этого толстяка?

— У меня кожа солнце плохо переносит, — отвечаю я.

— А чего на юга тогда летал? — недоумевает сосед.

— Купаться, — поясняю я, и закрываю глаза.

До чего же зловонное у него дыхание! И этот запах пота…

От него тошнит.

— Да, у нас-то реки замёрзли, — глубокомысленно замечает сосед. — А вот…

— Вить, не приставай к человеку, — обрывает его супруга.

— Кто пристаёт-то? — искренне удивляется Витя.

— Ты! Поспи, наконец, тебе же на работу завтра. Прям с аэропорта поедешь. Как на сотрудников будешь смотреть? Глаза как у кролика!

— А по херу! — Витя машет рукой и тянется к фляжке. — Я директор… бля! Они мне…

— Не ругайся! На тебя уже люди смотрят.

— И люди по херу! Выпьешь?

Он протягивает мне фляжку.

«Ну, ты сам напросился».

В других обстоятельствах я бы, конечно, отказался. Но сейчас…

«Ускоренная репликация. Все жидкости тела…»

— Выпью.

Я забираю фляжку, делаю глоток.

Коньяк. Крепкий.

«Спиртовые растворы не гарантируют дезинфекции… Вирус устойчив…»

— О, наш человек!

Сосед улыбается.

— И я глотну.

— Вить, там полбутылки было. Прекращай.

— «Мартель», Нинк! Хрен прекратишь!

На стали горлышка, на плотной резьбе — тонкая плёнка моей слюны.

Пей, Витя, пей.

Ты и я — одно.

Поцелуй от меня супругу.

…Если ладонью накрыть этот шар, то можно подтянуться, схватившись за него. Луна так прочно закреплена в воздухе, что выдержит любой вес.

И, подтянувшись, можно забраться выше и сесть верхом на Луну. Главное — держаться за неё руками. Крепко держаться. Луна может качнуться под порывом ветра. И тогда можно упасть.

Падать так высоко — выше, чем с девятого этажа.

— Я капитан блядского катера! — заявил сосед и стукнул кулаком по спинке стоявшего перед ним кресла. — У меня и фуражка есть…

Спинка качнулась и послышалось недовольное сопение.

— Чё? — уточнил Витя.

— Он иностранец, — пояснила супруга. — Сама видела — он в аэропорту пиво брал. Узкоглазый. Японец, видно. Вот люди пиво пьют, культурно, и не то, что ты…

— Это я тут иностранец! — заявил Витя. — Пусть терпит!

— I’ll call a stewardess, — пообещал скрытый спинкой кресла пассажир.

— Чё? — переспросил Витя.

— Он стюардессу вызовет, — пояснил я.

— И чего?

— Хулиганство на борту воздушного судна. Посадят самолёт где-нибудь в промежуточном аэропорту и счёт потом выкатят.

— Ебать-копать! — возмутился Витя. — И большой счёт?

— Вить, он кнопку нажать хочет, — предупредила наблюдательная Нина.

— Это… не хрена! — Витя замахал руками. — Слышь, братан! Нечего жать тут!

Пассажир в переднем кресле приподнялся и, повернув голову, посмотрел пристально (и даже как будто оценивающе) на Виктора.

Тот дружелюбно развёл руками и потом, соединив ладони замком, потряс ими в воздухе.

— Мир! Дружба!

Пассажир погрозил пальцем и сел на место.